Это почтенное заведение около месяца назад сменило хозяев, вывеску, статус и ассортимент, став круглосуточным. Чувствуя себя победителем, Колякин толкнул дверь, ступая на чистые плитки, в цивилизованное тепло и яркий искусственный свет… Кутить так кутить! Колякин взял не литр «Абсолюта», а два, чтобы уж точно хватило. Не торопясь — а куда теперь торопиться! — выбрал без малого целый свиной бок, осторожно устроил в тележке белый стакан отличной местной сметаны, большую банку селёдки, изрядный контейнер капусты, ведёрце малосольных огурчиков — даже сквозь полиэтиленовые стенки видно, какие хрустящие. Подумав, добавил хлеба, масла и солёного чеснока. Расплатился, перегрузил добытое на заднее сиденье машины, уселся, вставил в замок ключ зажигания, вздохнул, повернул…
Ох, святые угодники! За что?!
Двигатель молчал. Так молчал, словно рывок до Пещёрки был его лебединой песней и последним полётом. Только издевательски хихикал стартёр. Ишь, мол, разбежался. Малосольных огурчиков захотел…
Колякин обречённо вылез из машины, со скрежетом поднял капот, глянул в моторный отсек и содрогнулся. Штатная лампочка, как и следовало ожидать, не горела, свет от витрины падал мимо, ни фонарика, ни переноски у Колякина не имелось. Он видел только, что под капотом было ржаво, масляно и грязно. Какие-либо подробности возможно было различить только ощупью. Ага, притом что по улице серой стеной надвигался туман…
Исполнившись беспросветного отчаяния, Колякин забрался внутрь и всё-таки попробовал запустить непокорный мотор, хотя неошибающееся внутреннее чувство и подсказывало ему: всё, ангел улетел, ничего не получится. И точно. Двигатель так и не ожил.
Вот тебе и розовые прожилки, и огуречный хруст, и шведская бутылочка в отечественной росе…
И кстати, на чём прикажете везти завтра на свидание эту… африканскую чуму? На любимом «Мерсе», до которого сейчас ещё и хрен доберёшься?.. Ага, чтобы генерал узнал? Нет уж, лучше вовсе пешком…
— Господи!.. — прошептал Колякин.
На него ополчилось мировое зло, впереди разверзлась беспросветная чернота, и майор, зажмурившись, с силой ударил кулаком по рулю.
Удар вслепую пришёлся немного не туда, куда направлял его Колякин, и гудок «четвёрки» издал скорбный крик вопиющего в пустыне. Андрей Лукич вздрогнул, поспешно отдёргивая руку, у него перехватило дыхание, а в ушах отдался страшный вопль погибающей Карменситы — тот, из сна.
Однако его опять услышали на небесах. Его, «четвёрку» или Карменситу — не важно, важно то, что произошло новое чудо. Мягко всколыхнулся туман, площадь пропечатали шаги, и появился… Нет, не шестикрылый серафим, а российский страж закона в чине старшего прапорщика. Несмотря на некоторую помрачённость и сновидческий ужас, готовый вторгнуться в явь, Колякин узнал его сразу — это был местный кадр, из райотдела, вроде бы новый участковый. Фамилия у него ещё забавная такая была. Козлодоев? Козлодёров? Козлоклюев? Козлодранов?..
Реальность понемногу возвращалась на место, африканская чума посрамлённой уползала на своё место в закоулках сознания. Ко всем прочим чудовищам.
Участковый тем временем приблизился, постучал по крыше и спросил в открывшуюся дверцу:
— Ну что, земляк? Не едет?
Какая вам ещё субординация поздно вечером, да ещё в тумане.
— Не едет, старшенький, не хочет, — подтвердил майор, вылез из машины и, окончательно плюнув на чины, протянул прапорщику руку. — Ну, привет. Как там подпол Звонов? Папаху ещё не получил?
Настроение стремительно улучшалось. Как всё же здорово, что он не один в тумане. Есть ещё люди вокруг. Вот именно — люди, а не те кошмарные хари, бросавшие в костёр беспомощных поросят…
— Не, не получил. У генералов в Москве свои сыновья, — нейтрально хмыкнул прапорщик, пожал руку майору и хлопнул «четвёрку» по ржавому крылу. — А я тебя по ней сразу признал, ты у нас в отделе инструктаж проводил. Насчёт беглых зэков, мусульманина и негра… Завести попробуешь?
Посмотрел, как Колякин насиловал стартёр, и авторитетно кивнул:
— Жить будет. Это тебе не «Мерин», тут чудес не бывает. Или искры нет, или гореть нечему…
Ловко нырнул под капот, снял провод зажигания, пристроил конец на «массу», скомандовал заводить и почти сразу дал отбой:
— Всё, хорош, есть контакт. То есть искра есть. — Вернул провод на место, снял с бензонасоса шланг. — Давай!
Хихикнул стартёр, из шланга брызнуло, и в воздухе запахло бензином. Вот так, и искра присутствует, и гореть есть чему, а не работает. Значит, одно с другим встретиться не может.
— Карбюратор. Как пить дать — жиклёры, — вынес вердикт старший прапорщик, закрепил шланг и весомо, точно полководец, очертил план боевых действий: — Так, сейчас снимаем его на хрен и двигаем ко мне ужинать. Потом чистим, смотрим уровень и идём ставить железяку на место. Ну а уж дальше — по обстановке… Короче, мне бы отвёртку, плоскогубцы и рожковые ключи, дай Бог памяти, на восемь, на десять и на одиннадцать. Найдёшь?
Он говорил решительно, с явным знанием дела и уверенностью в своей правоте. И правда, как можно не помочь земляку, сослуживцу, однополчанину? У которого с ним что кровь, что служебное удостоверение одного цвета?
— Должны быть… — не вполне веря услышанному, отозвался Колякин. Судорожно вздохнул, с грохотом вытащил из-за заднего сиденья железный чемодан с инструментами и понёс его к свету витрины. — Пошарим сейчас…
«Четвёрку» ему чинил один расконвойный. Да вот беда — с месяц как освободился.
Старший прапорщик забрал у него чемодан и, устроившись на корточках, забренчал железяками.
— Так-так, это не то, это тоже не то… ага, вот и попались. Ну, теперь всё будет в ажуре.
Туман тянулся прядями, струйками распущенной в воде простокваши, однако нежданный спаситель, действуя ощупью, ловко снял корпус воздушного фильтра, затем пружинку и тяги приводов — и вот наконец от двигателя отделился сам карбюратор. Грязный, неухоженный, истекающий бензином.
— Промоем, почистим, ещё послужит, — завернул его в тряпочку старший прапорщик. Закрыл по-хозяйски капот, спрятал в чемодан инструменты. — Вот так, пока что всё. Давай, земляк, включай «Цезаря-Сателлит»
[80]
и двинули ко мне, подхарчимся. Отсюда совсем недалеко, минут десять пешочком…
— Момент, — спохватился Колякин, нырнул в салон и потащил наружу цветастые пластиковые пакеты. — Вот… от нашего шалаша вашему шалашу. Чем богаты…
Было подозрительно похоже на то, что чёрная полоса начала выцветать. И машина, чего доброго, побежит, и «Абсолют» со всеми сопутствующими вкусностями, как ни крути, потреблять лучше не в одиночку, этак по-английски, а с приятным сотрапезником, с которым — и это главное — делить совсем нечего. (Колякин был опытным опером-безопасником и потому со своими сослуживцами пить никогда бы не стал. Даже в ситуации вроде сегодняшней. Стук, бряк и барабанные трели в конвойной жизни никто не отменял…)
