ПРОЛОГ
Родительский день закончился. Стояла глухая ночь, и всем уже давно полагалось спать. Окна были закрыты, свет погашен, лишь у кроватей чуть теплились ночники. Они никогда не выключались, но воспитанники обмотали их штанами и полотенцами, и в спальном блоке сгустилась такая тьма, что у рассевшихся на полу нарушителей порядка спирало дыхание и закладывало уши.
— А вот другой случай, — зловеще шептал в темноте Боня из седьмой комнаты, главный знаток страшных историй. — Один мальчик очень боялся заглядывать под свою кровать. Ему казалось, что там прячется кто-то. И вот как-то всех его товарищей куда-то увезли, а он остался в блоке один. И — раз! — свет вдруг погас, и стало темно, как здесь. Он испугался, залез под одеяло. Лежит. И слышит: хрум-хруб, хрум-хруб. Снизу! Из-под кровати! Негромко так: хрум-хруб! хрум-хруб! Будто бы там грызут чего… Он слушал, слушал, и ему все страшней и страшней делалось. А у него свой комми был. Он и думает: а ну-ка попробую я сфотографировать, что там такое хрумкает. Высунулся из-под одеяла, комми вниз сунул, кнопку нажал — вспышка сработала. Мальчик опять прыг под одеяло. Смотрит на экран, что же там такое сфотографировалось. И видит… Видит…
Боня замолчал, шумно дыша.
— Что видит? — не выдержал Ярик, покрепче прижимаясь к стене и стараясь не глядеть в ту сторону, где стояли невидимые сейчас кровати.
— Рожу видит, — выдохнул Боня так, словно сам эту рожу только что углядел. — Черную, страшную, без глаз совсем, один только рот здоровый с острыми зубами. Мальчик как закричит! А одеяло — дерг! — и улетело с него! Он смотрит, а эта рожа перед ним. Зубы! Рот! И ближе, ближе: хрум-хруб, хрум-хруб!..
— Сожрало его, что ли? — лениво спросил Варган из старшей группы.
— А никто не знает, — выдержав драматическую паузу, объявил Боня. — Утром все вернулись, а мальчика нет. Сиберы весь блок перерыли, весь дом обыскали — пропал мальчик. Правоохрана приехала — ничего не нашла. Только комми его на кровати лежит. И одеяло — под кроватью, сложено аккуратно. А в середине — дыра.
— Ерунда какая-то, — сказал Варган. — Куда их могли ночью возить?
— Ничего не ерунда, — возмутился Боня. — Пропал мальчик. И никто его не видел.
— А камеры что?
— В том-то и дело, что ничего… Выключились камеры, когда свет погас. Все в блоке выключилось.
— Так не бывает.
— Иногда бывает… Только я еще не все рассказал… Комми-то мальчика остался. И фотография на нем осталась. — Боня опять противно и страшно зашептал. — Так вот — все, кто потом эту фотографию видел, на следующую ночь исчезали. А если кто-то рядом спал, то он рассказывал, будто слышал под кроватью пропавшего звук странный. Хрум-хруб. Хрум-хруб. Словно бы там грызли что-то… И фотография эта вроде бы до сих пор много где лежит. И ее можно случайно увидеть. И тогда ночью под кроватью у тебя завозится кто-то. И ты услышишь: хрум-хруб, хрум-хруб!
Боня поскреб ногтями пол. Кто-то, не разобрав, что это за звук, взвизгнул.
Варган довольно засмеялся.
— А спастись-то как? — дрожащим голосом спросил Эдик из третьей. Кажется, это он и визжал.
— А никак, — сердито сказал Боня. — Давайте я вам еще случай расскажу.
— Может, хватит? — жалобно пропищал Карен из единички, но его никто не поддержал — никому не хотелось прослыть трусом.
— Давай, коротышка, рассказывай, — разрешил Варган.
— Вот слушайте…
Боня рассказал историю о порте, который, вместо того чтобы переносить пассажиров в другой город, забрасывал их в бетонный ящик, из которого нельзя было выбраться. Эту историю знали все, так что особого эффекта она не произвела. Рассказывать еще что-то Боня отказался, сославшись на то, что в горле у него пересохло, а язык устал. Заскучавший Варган объявил, что ему пора возвращаться в свой блок. Но уходить почему-то не спешил. Да и остальные не торопились укладываться спать, хотя время было позднее. Родительский день был одним из немногих праздников, когда воспитанникам дозволялось больше обычного, и они, понятное дело, старались на полную катушку использовать предоставленную им свободу.
Слово за слово — разговор зашел о шуршаниях под кроватями и в шкафах, о призраках и прочей ерунде, в которую никто не верил, но которую все боялись.
— А давайте сфотографируем, что там под нашими кроватями! — предложил вдруг кто-то.
— Я вчера слышал, как у Махана под кроватью скреблось что-то, — тут же вспомнил Эдик.
— Уборщик, наверное, пол протирал, — хохотнул Варган. — Где Махан? Эй!
— Нет его, — сказал Ярик.
— Нет?!
— Его родители забрали на два дня.
— А-а… Повезло…
— Это Тилаю повезло, — завистливо вздохнул худосочный Зазик. — Ему мамка новенький комми подарила. Настоящий «сэй».
— Тилай, ты тут? — моментально среагировал Варган.
— Тут, — нехотя отозвался счастливый обладатель «сэя».
— Где комми?
— Здесь.
— Дай поглядеть.
— Зачем?
— Слышал же, сфотографировать хотим. Под кроватью. У Махана. Скреблось у него там что-то. Хрум-хруб!.. Кто сосед Махана?
— Ярик сосед! — выкрикнул Эдик, кровать которого также стояла возле кровати уехавшего Махана, только с другой стороны.
— Вон дай комми Ярику. Пусть он и сфотографирует.
— Я не буду фотать!
— Боишься, что ли?
— Нет… Просто не буду…
— Трус!
— Трусит, — поддакнул Эдик, страшно боясь, что комми и жуткое поручение могут достаться ему. — Трус, трус!
— Не надо фотографировать, — заступился за Ярика Боня. — Вдруг там и правда чего прячется.
— Еще один! — презрительно фыркнул Варган. — Лужи под собой вытрите! И штаны поменяйте!
Кто-то из малышей хихикнул.
— Я не боюсь, — возмутился Ярик. — Еще чего!
— Вот и докажи!..
После недолгих споров и подначек комми Тилая все же перешел Ярику в руки. И хотя он еще отпирался, продолжал упорствовать в своем нежелании лезть под кровать Махана и даже просто к ней приближаться, всем — и ему самому — было ясно, что иного выхода у него нет.
— Свет хотя бы включите, — попросил Ярик, тиская непривычно большой и приятно бархатистый корпус настоящего взрослого комми.
— Со светом любой дурак сможет, — хохотнул Варган. — Трусишь, да?
— Нет, — угрюмо сказал Ярик и поднялся на ноги.
Ребята вокруг зашевелились, выпуская его из круга. Все притихли, затаили дыхание, глядя на подсвеченное экраном комми лицо Ярика.
