Теперь следовало довершить начатое — не дать людоедам опомниться, отогнать их как можно дальше и запереть ворота.
Много позже, анализируя события этой ночи, доктор Эриг предположил, что космачи обладают телепатическими способностями. Одновременная мгновенная смерть нескольких великанов оглушила все племя. Это и позволило людям спастись.
Ларс не соглашался с доктором.
«Такой огонь и такой грохот и без всякой телепатии напугают, кого угодно, — утверждал гордый собой оружейник. — Что у зверей, что у людей, все едино: уж если напугался один, то напугаются и остальные…»
* * *
Посеченные картечью ворота закрывались — Яр видел это совершенно ясно и не мог в это поверить. Несколько человек, среди которых, кажется, были вернувшиеся охотники, не боясь космачей и не обращая внимания на беспорядочную, не самую меткую стрельбу, сдвигали тяжелые створки. Людям помогал Херберт: сибер сначала освободил пространство перед воротами, оттащив несколько тел в сторону и убрав мешающие клинья и подпорки, а потом, опустившись на четвереньки, с удивительной проворностью стал расчищать снег. Космачи были совсем рядом, но почему-то не трогали его, считая, видимо, сибера не существом, а предметом — как оно, собственно, и было.
Створки почти уже сошлись, и сибер, встав на колени, навалился на них. Заскрипел сминаемый снег, затрещало дерево. Десятки людей бросились к воротам, дожимая их на место. Загремели, заскрежетали засовы.
— Есть! — раздался ликующий крик.
— Крепи! — донеслось с вышки. — Они опять лезут!
Ворота вздрогнули, качнулись. Люди навалились на них, сдерживая удары опомнившихся космачей. Еще два засова со скрипом встали на место. Застучали топоры, вколачивая в сухое дерево расшатавшиеся скобы.
— Крепи! — истошно кричали сверху.
Но всем уже было ясно — сражение выиграно. Выиграно, когда в победу уже никто не верил. Люди озирались удивленно, будто не понимая, как это у них получилось. Лица их постепенно светлели, плечи опускались, губы кривились в неуверенных улыбках. И вот кто-то расхохотался, полез обниматься. Одуряющая радость захлестнула толпу, люди словно враз обезумели, зарыдали, захохотали, побросали оружие…
Яр поднялся на ноги. Его со всех сторон толкали, его хлопали по плечам, ему кричали что-то в лицо. Он улыбался, рассеянно отряхивал мокрые от снега колени и крутил головой. Ему вдруг захотелось убраться из этой сутолоки, его затошнило, ноги сделались ватными, а в сердце будто десяток ржавых игл вонзился. Он приподнялся на цыпочках, высматривая, в какую лучше сторону двинуться. И увидел…
Он не сразу понял, что это такое. Его мозг не был готов принять увиденное, ведь уже все кончилось, они победили…
Что-то черное и большое ворочалось возле столба, в густой тени, отбрасываемой вышкой. Словно какой-то перепивший гуляка, одетый в несоразмерную шубу и запутавшийся в ней, пытался там встать. И встает.
Огромный, будто космач.
И поднимает с земли своего товарища, такого же пьяного одетого в такую же шубу, грязную и тяжелую. И вот они держатся друг за друга, и медленно выпрямляются, и вскидывают головы.
Их лиц не разобрать, но кажется, что у них лиц нет вовсе.
Они стремительно трезвеют. Они уже не качаются. Они смотрят на толпу людей. А их никто не замечает. Один только Яр. Но он никак не может взять в толк, что это не пьяницы. Это не люди вовсе.
Это космачи.
— Космачи! — сипит Яр, но голос его тонет в общем радостном гомоне. — Космачи!
Его слышат, но на него не обращают внимания. Да, космачи. Конечно, космачи. Там — за стеной, за воротами. Космачи побиты. Космачи теперь не опасны.
Яр вспоминает про огнеплюй, находит его рядом, вытаскивает из-под чьих-то ног.
Космачи идут к нему.
И он делает первый шаг им навстречу. Он пробирается сквозь толпу, сипло повторяя: «Космачи… Космачи…»
Его хлопают по плечам, его толкают и норовят обнять, ему смеются в лицо и кричат что-то.
Люди ослеплены радостью.
И даже Ларс ничего не замечает…
* * *
Ларс и Айван вместе подошли к будке Херберта, в которой раздавался сухой отрывистый кашель. Старик был напряжен — он даже дрожать почти перестал.
— Я сожалею, что так получилось, — сказали из будки. — Я виноват. Но и ты не должен был открывать ворота.
Айван съежился.
— Зачем вы вернулись, если видели, что это опасно? — спросил Ларс.
— Мы думали пройти незамеченными, как и в первый раз. Даже ворота, возможно, не пришлось бы открывать — я планировал перебраться через стену. Но веревки с крюками были у Лойда и Виталя, а с ними космачи расправились еще в лесу.
— Это с самого начала была безумная идея, — сказал Ларс, глядя в сторону.
— Но мы принесли муку.
— Мы могли прожить и без хлеба, — сказал Айван.
— Мы провели разведку.
— Зачем?
— Я лично убил трех космачей.
— И что это дает нам всем?
В толпе что-то вдруг переменилось, и Ларс вскинул голову. Он не видел опасности, но чувствовал ее. Мгновением позже кто-то крикнул истошно:
— Космачи!
Раздался знакомый рев, над толпой взмыло, кувыркаясь, человеческое тело, кажется, безголовое, ударилось о верхний брус ворот, зацепилось, повисло на нем, а потом медленно и страшно через него перевалилось. Перепуганные люди прыснули в стороны — и Ларс увидел, как из густой, будто чернильная клякса, тени выступают две огромные долгорукие фигуры.
Ларс схватился за карабин, но тот, почуяв руку хозяина, негромко пискнул.
Стрелять было нечем.
* * *
Бедный Глеб, видимо, даже не понял, что его убило. Он только начал поворачиваться на близкий шум, как один из космачей свернул ему голову, а потом и вовсе ее оторвал. Безголовый труп пролетел над толпой, будто страшный снаряд, врезался в ворота, оставив на них черную, стекающую вниз отметину, а потом мешком перевалился на ту сторону — к ждущим там людоедам.
Яр сунул огнеплюй под мышку, крепко прижал его рукой. Не гнущимся от холода пальцем перевел рычажок предохранителя в боевое положение.
Люди, наконец-то заметив опасность, шарахнулись в стороны.
Космачи снова взревели. Один наступил на оторванную голову Глеба и раздавил ее.
Яр удивлялся своему спокойствию.
«Бьет примерно на двадцать пять шагов», — вспомнил он слова Ларса.
Между ним и космачами сейчас было метров пять. Он указательным пальцем коснулся спускового крючка, прикрытого скобой. Холодный металл сразу же прилип к коже — чувство было не из приятных. Яр не знал, насколько сильна будет отдача и будет ли она вообще, не знал, что вылетит из ствола — то ли струя воспламенившейся жидкости, то ли некий заряд, который вспыхнет, ударившись о цель.
