— Уж не победители ли Выпи пожаловали ко мне? С каким же это делом?
Иван выступил вперед.
— Булава мне новая нужна.
— Булава? — Кузнец, прищурившись, окинул взглядом фигуру богатыря. — Какая именно?
— Ну, какая была…
— А какая была? Булавы разные бывают. Можно сделать только набалдашник, насадить его на дубовую рукоять. Можно всю из металла выковать, цельную. Можно с лепестками, чтоб доспехи прорубать. Можно с шипами, чтоб черепа дробить. А можно и обычную колотушку сделать. Я ведь известный мастер по оружию был. Суомитом меня кличут. Может слыхали? Коваль, каких еще поискать надо…
— Я хорошо заплачу, — сказал Иван, решив, что кузнец набивает цену.
— Хорошая работа лучше, чем любая плата.
— Вот и отлично. Значит, сделаешь?
— А вот это вряд ли.
— Почему? Материала нет?
— Есть. Все есть. И уголь, и железо уже в слитки сбитое. И инструмент в порядке… — Кузнец говорил неторопливо, загибал корявые пальцы, перечисляя. Было видно, что ему, трудяге-одиночке, просто нравится общаться.
— Так в чем же дело?
— Молотобойца у меня нет. Булава — работа серьезная. Не подкова там или гвоздь. Здесь в одиночку не справиться. Впрочем, если ты мне поможешь…
Нечасто Одноживущий обращался на «ты» к настоящему человеку, у Двуживущему. Но Иван — и сам парень простой, не обратил на это внимания.
— Какой разговор? Только я не умею.
— Дело нехитрое. Я молотком стукну — ты туда кувалдой бей. Раз ударю — бей в полсилы, два раза — бей со всей мочи, а если вдобавок еще звякну по наковальне — бей с оттягом. К вечеру, глядишь, научишься. А друг твой пусть меха раздувает. Нечего ему без дела стоять.
— Поможешь, Глеб? — спросил Иван, стягивая рубаху через голову.
— Конечно… — Глеб встал к рычагам мехов, дунул пробы ради на угли. Слетели струпья пепла, взвились искры, обдало горячим жаром.
— Эй-эй, — кузнец засмеялся, — рано еще! А ты, здоровяк, бери вон тот молот, да смотри не сломай! Здесь не только в силе дело, но и с умом надо, с оглядкой да с разумением.
Сам он взял небольшой молоток на длинной ручке, сунул его за пояс, снял со стены щипцы.
— Так какую тебе булаву надо?
— А какую сделаешь. Главное покрепче, да потяжелее.
— Вот это верно. Ты мне доверься, а уж я тебе оружие достойное выкую, не хуже гномьего. Суомит свое дело знает. Суомит — лучший оружейник в округе. Да что толку — крестьянам оружие ни к чему. Да и подковы уже не нужны стали — всех лошадей Выпь повывела. Куешь одни гвозди, да скобы, засовы и оконные решетки. Эх!..
Кузнец щипцами вынул из большой бочки бесформенный кусок металла, бросил на наковальню, позвенел, поворочал, прислушиваясь. Недовольно скинул его на землю, достал еще один. И этот чем-то не устроил — тоже полетел на пол. А вот услышав звяканье третьего, Суомит улыбнулся ему, словно встретил старого друга, сказал:
— Вот это как раз то, что надо! Для клинка не пойдет, а для доброй палицы — самое дело. Ну-ка, парень, наляг на меха. Поддай жару!
Глеб послушно надавил на рычаги. Меха ходили тяжело, с подсвистом, со скрипом. Жар сразу опалил лицо. Глеб мгновенно вспотел, но остановится не мог ни на секунду. Суомит все подгонял:
— Давай еще! Вот так! Хорошо! Приналяг!..
Кузнец сунул массивную болванку в горнило, зарыл в рдеющие уголья. Блаженно улыбаясь, стал следить, как краснеет, наливается жизнью металл. Кузнец, явно, наслаждался этим зрелищем. Затем он щипцами выхватил светящуюся заготовку, бросил ее на наковальню. Удерживая, стукнул молотком один раз. И Иван, размахнувшись, ляпнул кувалдой точно в это же место.
— Потише! — рассмеялся кузнец. — Наковальню мне не разбей!
И пошел такой перезвон, что у Глеба заложило уши.
Веселое звонкое перестукивание разлилось над деревней, над полями, потекло на окрестные луга, за холмы, за реку. Крестьяне отрывались от работы, поднимали головы и смотрели в сторону далекой кузни, сплошь заросшей бурьяном. Над ее крышей из кирпичной трубы вырывался сноп искр, взвивался бешеной поземкой, огненным смерчем. Лизали небо языки пламени. Казалось, что не кузнечная работа кипит внутри, а некое полыхающее волшебство творится там под грохот, лязганье и перезвон…
— Поддай! — кричал кузнец, и Глеб налегал на меха. Лицо пылало, глаза заливал едкий пот, дым щекотал горло. Ныли от усталости руки, на ладонях вздулись водянистые мозоли, хотелось все бросить, но кузнец кричал:
— Жарь! — и Глеб послушно жарил, забыв обо всем.
И вновь стучал указующий молоток, и тяжело лязгала кувалда. Металл на наковальне приобретал форму. Слиток железа постепенно превращался в оружие.
— Жарь! — Будущая палица тонула в пылающих углях.
Оглушительный лязг — булава на наковальне.
Вновь:
— Поддай!
И грохот.
И снова: «Жарь!»…
Глеб потерял счет времени. Звенящие секунды слились в часы, минуты отмерялись криком «Поддай!».
Он не заметил, что на улице уже стемнело. Наступил вечер.
Но он видел, как из пламени под молотом рождается оружие…
— Хватит! — крикнул кузнец. Он выхватил откованную булаву прямо из-под удара кувалды, бросил в чан. С шипением взметнулось вверх облако горячего пара. Расползлось туманом по потолку, окутало жаром всю кузню. Алый свет, идущий от горна, померк.
— Хватит, — повторил кузнец, довольно улыбаясь. — Хорошо поработали! Славно!
— Уже все? — спросил Иван, опуская молот.
— Ишь, какой шустрый! — восхитился Суомит, потирая руки. — Рано еще. Лишь часть работы сделана.
— Дай хоть посмотреть, что вышло, — Иван дернулся было к чану, но кузнец преградил дорогу:
— Не порти вещь! Сглазишь, спортишь, придется все заново делать. Железу отдых нужен. А уж потом я его выдержу как надо, закалю, отпущу. Оглажу, отшлифую. Шипы наострю, шорох сточу. Всю ночь здесь буду… Идите домой. Завтра к обеду все будет. Тогда и вернетесь.
— Сколько спросишь? — поинтересовался ценой Иван.
— Завтра в руки возьмешь — сам оценишь. А заплатишь по собственному разумению.
— Договорились!
Суомит кивал, и Глебу показалось, что кузнец ждет не дождется, когда они с Иваном уйдут, чтобы вновь приняться за работу. Тайную, секретную, где чужой глаз лишь помеха.
— Пойдем, — сказал Глеб и потянул друга к выходу.
— Завтра в обед, — крикнул Иван на прощание…
Была ночь. В высокой траве сонно стрекотали сверчки, но оглушенный Глеб думал, что это просто звенит в ушах.
