— Эй! Я никак не выберусь из этого леса…
Они повернулись к нему, приподнялись. В их движениях была странная, нечеловеческая пластика.
Глеб похолодел.
Черные лица словно раскололись пополам — упыри распахнули пасти.
— Вот, черт, — Глеб понял, что без драки не обойтись, и неожиданно ощутил, как улетучивается слабость. Он быстро наклонился, вывернул из земли увесистую валежину, подкинул ее, перехватил обеими руками.
Упыри зарычали.
Глеб не стал терять времени. Он первым перешел в наступление, рассчитывая уложить хотя бы одного, прежде чем остальные навалятся на него всей кучей.
И тут случилось то, что удивило его и заставило остановиться.
Упыри пронзительно завизжали, их рожи перекосились. Миг — и они, толкаясь, сорвались с мест. Но бросились они не на Глеба, как тот ожидал, а в лес.
Они исчезли за деревьями — но вопли и треск валежника были слышны еще несколько минут…
Глеб мог поклясться, что упыри перепугались.
Это он их напугал.
4
Схватка не состоялась, но Глеб чувствовал себя обессиленным. Усталость навалилась в тот самый момент, когда он осознал, что опасность миновала.
Он выронил вмиг потяжелевшую валежину, прислонился к дереву.
Кружилась голова, немного подташнивало.
Хотелось лечь на землю, закрыть глаза и просто дышать — тяжело, как измученная бегом собака.
Но нельзя. Сперва надо выбраться из опасного леса…
Он огляделся в поисках чего-то, хоть немного напоминающего оружие. Полутораметровая валежина, конечно, вполне бы его устроила, но он сомневался, что сможет еще раз ее поднять.
Взгляд его остановился на остром сосновом сучке, на вид довольно крепком, похожим на штык. Если таким ткнуть в глаз — то врага можно не только зрения лишить, но и жизни.
В руку сучок лег удобно. Он казался теплым, поверхность его была гладкая, словно отполированная.
Глеб кольнул острием ладонь — убедился в его прочности и остроте. Укол немного привел его в чувство, и он, чуть поколебавшись, ткнул сучком в ногу. Капелька крови выступила на коже, вспухла шариком — Глеб раздавил ее пальцем.
Определенно, боль придавала ему сил…
Первый шаг дался нелегко. Второй был еще тяжелей.
Но теперь он знал, как бороться со слабостью.
Да, земля отнимала у него силу.
Но боль и злость придавали ему сил.
5
К концу дня Глеб едва держался на ногах. Он потерял счет времени, мысли его были вялы и рассеяны, он уже мало что замечал из происходящего вокруг.
Он не видел двух косматых чудищ, поспешивших убраться в бурелом при его приближении. Он прошел мимо черной дыры, ведущей в подземелье, и не обратил внимания на доносящееся из темноты глухое рычание. Он не заметил, как по макушкам деревьев, сгибая их и ломая ветви, проскакал всадник с медвежьей головой, оседлавший крылатого коня.
Глеб запинался, падал. Где-то полз на животе, словно ящерица. Где-то двигался на четвереньках, словно зверь.
Когда начало темнеть, он вышел к ручью, больше похожему на сточную канаву. Ему вспомнился совет из какой-то книги — если вы заблудились и вышли к реке, двигайтесь вниз по течению; рано или поздно река приведет вас к людям.
Но течение в ручье отсутствовало. Тухлая жижа, которую назвать водой не поворачивался язык, просто не умела течь.
Какое-то время Глеб сидел на берегу, пытаясь по вялому шевелению пузырящейся тины определить, куда ему двигаться. Потом он заметил на дне канавы нечто белое и плоское, похожее на утонувшую в грязи маску. Он наклонился, потянулся к ней — и, потеряв равновесие, свалился в ручей.
Это была не маска.
Пальцы его только ощупывали находку, а он уже точно знал, что это такое.
Это было лицо.
Голова.
Тело…
Он закричал от омерзения — труп был скользкий, на коже шевелились разбухшие пиявки, под кожей ползали черви. Но не это было самое страшное.
Глеб узнал это лицо, похожее на мраморную маску.
Он опознал покойника.
На дне ручья тонул в смердящей тине он сам.
Это под его кожей ползали отожравшиеся черви…
6
Убежать далеко Глеб не смог. Он, задыхаясь, упал под елкой, что росла здесь же, на берегу. Узловатые, выпирающие из земли корни и низко нависающие еловые лапы образовывали подобие берлоги. Ковром стелился теплый сухой мох. Наверное, здесь было самое уютное место во всем лесу — но Глеб был не в состоянии оценить это.
Он знал, что умрет.
Он чувствовал, что умирает.
Ему хотелось выть и кричать, но у него не хватало сил даже на стон.
Он был пуст, словно разбитый сосуд…
Откуда-то издалека доносился шум. Глеб знал, что это спешат у нему упыри, — но ему было все равно.
Ночь спускалась на лес.
Тьма заволакивала сознание.
Лишь одна мысль теплилась слабо, будто единственный уголек в пепле погасшего костра: смерть — это просто переход в другой мир.
Смерть — это возвращение в реальность…
Упыри приближались. Подкрадывались.
У них были тихие голоса.
Даже сейчас они боялись его…
Глеб надеялся, что не почувствует, как они станут рвать его тело.
А впрочем, не все ли равно…
Упыри уже лезли под елку. Вздрагивали, роняя хвою, еловые лапы. Трещали тонкие сухие ветки.
Глеб почувствовал, как его схватили за ноги и поволокли наружу.
Ему это было безразлично. Он с нетерпением ждал смерти…
7
Что-то жгучее лилось в глотку. Стучал о зубы холодный металл.
— Эй, ты как?!.
Его тормошили, его шлепали по щекам.
— Вроде бы живой…
— Давай, лей еще…
Упыри не могли разговаривать. Упыри ни стали бы его отпаивать.
Значит, все в порядке. Значит, он вернулся домой — в настоящий мир.
Вернулся через смерть, как всегда, как обычно…
Но почему так неудобно, откуда эта боль?
Ах да, он же нездоров.
Но кто эти люди? — врачи? И что это? — спирт?..
Разомкнуть веки было невозможно. Шевельнуться не получалось. Глеб чувствовал себя совершенно беспомощным, он был как кукла — кукла, наделенная разумом, но лишенная костей и мышц. Его тело было словно ватой набито.
