Бакли послушно выполнил его указание, а потом устремил взгляд к Линдси, которая устроилась на диване.
— Это круто, Бак, — одобрила моя сестра.
— Как гремучая змея!
Хэлу понравилось такое сравнение.
— Точняк, — подтвердил он, а сам уже прикидывал, не сколотить ли на досуге собственный джаз-банд.
Мама спустилась вниз. Войдя в комнату, она встретила взгляд отца. Жестом показала, что она в полном порядке, просто надо привыкнуть к этому воздуху, как в горах.
— Эй, публика! — прокричала из кухни бабушка Линн. — По местам! Сейчас перед вами выступит Сэмюел.
Все засмеялись, но тут же опять замкнулись в себе, хотя желали совсем другого, — и на пороге возникла бабушка Линн в сопровождений Сэмюела. В руках у нее был поднос с бокалами для шампанского. Сэмюел мельком взглянул на Линдси.
— Линн мне поможет, — сказал он, — попросим ее наполнить бокалы.
— В этом деле ей нет равных, — вставила моя мама.
— Абигайль? — окликнула ее бабушка Линн.
— Да?
— Я тоже рада тебя видеть.
— Продолжай, Сэмюел, — сказал папа.
— Хочу сказать, мне очень приятно быть с вами вместе.
Но Хэл знал своего брата.
— Ох, темнишь, артист. А ну-ка, Бак, сбацай ему что-нибудь для храбрости.
На этот раз Хэл не стал его поучать, и Бакли, как умел, пару раз махнул щеточкой по струне.
— Хочу сказать, мне очень приятно, что миссис Сэлмон вернулась домой, и мистер Сэлмон тоже вернулся домой, а я имею честь жениться на их прекрасной дочери.
— Лучше не скажешь! — воскликнул папа.
Моя мама взяла поднос из рук бабушки Линн, и они сообща наполнили бокалы.
Глядя, как мои родные смакуют шампанское, я размышляла о том, что их жизнь ведет отсчет от моей смерти: до и после, но когда Сэмюел, собравшись с духом, на виду у всех поцеловал Линдси, мне стало ясно, что их судьба круто взмывает вверх и теперь пойдет иными дорогами.
На месте пустоты, возникшей с моей гибелью, постепенно вырастали и соединялись милые косточки: одни хрупкие, другие — оплаченные немалыми жертвами, но большей частью дорогие сердцу. И я увидела вещи в ином свете: мне открылся мир, где нет меня. Обстоятельства, причиной которых стала моя смерть, — те самые косточки — обещали когда-нибудь обрасти плотью, стать единым телом. Ценой этому волшебному телу была моя жизнь.
Мой отец смотрел на стоявшую перед ним дочь. Вторая дочь, девочка-тень, исчезла.
Бакли заставил Хэла дать слово, что после обеда они начнут осваивать барабанную дробь, и все семеро потянулись через кухню в столовую, где Сэмюел и бабушка Линн уже расставили лучшие тарелки, чтобы подать бабушкины «фирменные деликатесы», наспех приготовленные из замороженных полуфабрикатов: спагетти и творожный торт.
— Кто-то под дверью ошивается, — сообщил Хэл, заметив в окне мужскую фигуру. — Зуб даю, это Рэй Сингх!
— Надо его пригласить, — сказала моя мама.
— Если успеем.
Мои папа с бабушкой остались сидеть за столом, а все остальные высыпали в прихожую.
— Рэй! — Хэл распахнул дверь и чудом не угодил ногой в пирог. — Погоди!
Рэй обернулся. В машине, не заглушая двигатель, сидела его мать.
— Извини, что помешали. — Рэй обращался к Хэлу, а у того за спиной переминались Линдси, Сэмюел, Бакли и какая-то женщина, в которой Рэй не сразу признал миссис Сэлмон.
— Это Руана? — спросила моя мама. — Пусть непременно зайдет!
— Прошу вас, не стоит. — Рэй подошел ближе; в голове у него мелькнуло: видит ли это Сюзи?
Отделившись от остальных, Линдси и Сэмюел шагнули ему навстречу.
А моя мама уже стояла у машины и, склонясь к окну, беседовала с Руаной.
Рэй увидел, что его мать выходит из машины, не сумев отказаться от приглашения.
— Мы только съедим по кусочку пирога — и все, — на ходу говорила она моей маме.
— Доктор Сингх, видимо, на работе? — спросила моя мама.
— Как всегда, — ответила Руана, следя глазами за сыном, который поднялся на крыльцо вместе с Линдси и Сэмюелом. — Приходите как-нибудь ко мне: покурим забористые сигаретки.
— Ловлю на слове, — сказала мама.
— Рэй, добро пожаловать, садись к столу, — заговорил мой отец, увидев его на пороге.
Он питал особое чувство к этому пареньку, который был когда-то влюблен в его дочь. Между тем Бакли, пока его не опередили, поспешил плюхнуться в кресло рядом с моим отцом.
Линдси и Сэмюел взяли себе стулья из гостиной и пристроились у комода. Руану посадили между бабушкой Линн и моей мамой, а Хэл гордо восседал во главе стола.
А ведь они даже не узнают, когда я их покину, сообразила я; мало того, им невдомек, сколь зримым бывает мое присутствие. Бакли нередко со мной заговаривал, и я ему отвечала. Хотя, возможно, сама этого не чувствовала. Мое явление могло принимать любые формы, какие только им грезились.
И тут передо мной вновь возникла она: в полном одиночестве она брела через кукурузное поле, притом что все остальные, кто был мне дорог, собрались вместе у нас в столовой. Она всегда будет меня чувствовать и помнить. В этом я не сомневалась, но уже ничего не могла поделать. В юные годы Рут была одержимой; в зрелые годы стала одержимой навек. Одно дело — случайность, другое — сознательный выбор. Историю моей жизни и смерти она сделала своей историей — любой бы так сказал, решись она об этом поведать.
Руана и Рэй уже собирались уходить, когда Сэмюел упомянул особняк в неоготическом стиле, который они с Линдси обнаружили в зарослях у тридцатого шоссе.
Потом он стал расписывать его в подробностях, обращаясь к Абигайль, и даже признался, что именно в этом доме, где он сделал предложение Линдси, они намерены поселиться. Вдруг Рэй спросил:
— Не тот ли это особняк, где в дальней комнате прожжен потолок, а над входом обалденные окна?
— Тот самый, — подтвердил Сэмюел; тут мой отец встревожился. — Ничего страшного, мистер Сэлмон, его можно привести в порядок. Ручаюсь.
— Этот дом купил отец Рут, — сообщил Рэй.
Все на миг умолкли, а Рэй продолжал:
— Он взял кредит на покупку старых домов, которые не попадают под снос. Собирается их восстанавливать, — сказал Рэй.
— Ну и дела, — вырвалось у Сэмюела.
И я растворилась.
КОСТОЧКИ
Когда мертвые собираются вас покинуть, вы этого не замечаете. Ничего удивительного. В лучшем случае до вас доносится какой-то шепот, а может быть, угасающая волна шепотов. Я бы сравнила это вот с чем: на лекции — в аудитории или в зале — присутствует некая женщина, которая затаилась в последнем ряду. На нее никто не обращает внимания, и вдруг она решает выскользнуть за дверь. Но даже в этом случае ее замечает только тот, кто и сам сидит у выхода, как бабушка Линн; а остальные только улавливают дуновение ветерка в закрытом помещении.
