А значит есть светильник. Следовательно, это не склеп.
– Есть тут кто? – повторил Буйвол. – Эй!
И снова никто не отозвался.
Если светильник горит, значит люди где-то рядом.
– Малыш! – позвал Буйвол и поперхнулся слюной. Он вдруг почувствовал жуткий голод. А это значило, что теперь с ним все в порядке.
Подземный храм жил по своему тайному распорядку. Днем монахов почти не было видно. То ли они занимались делами на поверхности, то ли отсиживались в кельях-одиночках. С наступлением вечера слуги Локайоха собрались в трапезных и молельных. Малыша туда не пускали, и он мог только предполагать, что там происходит. Еду дважды в день приносил ему Суайох, оставлял на треногом столике – хлеб, сыр, рыба и вода.
Первую ночь Малыш провел в келье рядом с Буйволом. Утром он чувствовал себя совершенно разбитым – всю ночь его мучили кошмары, он задыхался под землей. После этого он старался как можно чаще бывать под открытым небом, за воротами храма. И каждый раз, выходя из пещеры, он наслаждался яркими красками мира, тихим многоголосием природы и вкусом свежего воздуха. Спал он теперь на улице рядом с кобылой, зарывшись в охапку травы.
Монахи его игнорировали. Они не замечали его приветствия – и он перестал здороваться с ними. Они не отвечали на его вопросы – и он уже ни о чем их не спрашивал. Только Суайох иногда произносил что-нибудь непримечательное и скучное.
Малыш так и не понял, сколько же монахов проживает в многочисленных пещерах храма. Иногда ему казалось, что он единственный живой человек в этом подземелье. А иной раз из запретных молельных комнат до него доносился приглушенный гул сотен голосов.
Главная пещера почти всегда пустовала и это казалось странным – никогда никого не видел Малыш возле алтаря перед золотой статуей бога.
Он не мог понять даже, насколько велик монастырь. Ему запретили совать свой нос куда не следует, а на вопрос, что будет, если он не послушается, многозначительно промолчали. И он не решался ослушаться. И вовсе не потому, что боялся этих странных монахов, а лишь из-за опасения потеряться в лабиринте бесчисленных ходов.
Малыш с нетерпением ждал, когда Буйвол придет в себя и можно будет отсюда убраться.
– Эй! – Буйвол перевернулся на другой бок. Это оказалось не так трудно, только раненая рука отозвалась болью, и на чистой тонкой повязке проступило кровавое пятно.
Треногий стол с объедками. Светильник над ним. Из трех фитилей зажжен лишь один.
– Проклятье… – пробурчал Буйвол. – И куда все запропастились?.. – Он набрал в легкие побольше воздуха и заорал во всю глотку, довольный тем, что может кричать так громко:
– Малыш! Чтоб тебя разорвало! Где ты там?!
Кровь прилила к голове, застучала в висках. Глаза застила красная пелена. Перевязанная рука запульсировала тянущей болью.
Буйвол какое-то время ждал ответа, напряженно вслушиваясь в могильную тишину. Так ничего и не услышав, он сердито фыркнул, рывком приподнялся на руках, спустил ноги на пол. Сел. Выдохнул. Закрыл глаза, борясь с головокружением и тошнотой. Скрипнул зубами, стиснул кулаки, отгоняя одолевающую слабость.
Опираясь на жесткую постель, Буйвол встал на ноги. Сильно качнувшись вперед, теряя равновесие, сделал шаг. Потом еще один. Прижавшись к стене, перевел дыхание. Разозлился на себя за немочь и беспомощность. Шагнул к портьере, вцепился в плотную ткань, решительно отдернул.
Открывшаяся черная дыра дохнула затхлостью. Буйвол осторожно сунул голову в непроглядную тьму прохода, пробормотал удивленно:
– Да где же это я?
И вдруг из мрака прямо на него двинулась серая тень. Он шарахнулся, ударился раненой рукой о стену, взвыл от боли, потерял равновесие, судорожно схватился за занавеску, но ткань с треском расползлась, наверху что-то лопнуло, и Буйвол мешком свалился на пол. Сорванная завесь накрыла его, он попытался сдернуть ее с головы, но лишь еще больше запутался. Он на четвереньках пополз куда-то вслепую, налетел лбом на стену. Дернулся, силясь встать, завалился на бок. И замер, беспомощный, незрячий, спеленатый словно младенец. Даже ругаться не мог – пыль забила горло.
А рядом кто-то знакомо хохотал.
Над ним!
Серая тень!
Он отплевывался, чихал и кашлял одновременно. Чьи-то руки помогали освободиться.
– Ты! – выдохнул Буйвол, и снова захлебнулся пылью.
Звонко хохоча, его распутывал Малыш.
Наконец-то освободившись, отплевавшись и откашлявшись, угрюмый Буйвол долго разглядывал развеселившегося друга.
– Что смешного? – спросил он.
– Ничего особенного, – развел руками улыбающийся Малыш. – Как ты себя чувствуешь?
Буйвол не ответил, он сам задал вопрос:
– Где мы?
– В монастыре.
– Где? – переспросил Буйвол, заподозрив, что Малыш над ним издевается.
– В монастыре служителей Локайоха. Под землей. В пещерах.
Буйвол, надув щеки, фыркнул, почесал переносицу.
– Правда?
– Ага, – Малыш кивнул.
– И как мы тут очутились?
– Ты не помнишь?
– Помню только как шли через горы. Как спускались помню. А дальше что?
– А ничего. Нам встретился человек. Монах. Он отвел нас сюда, изрезал твою руку, промыл рану какой-то гадостью, пошептал что-то, наверное помолился, потом…
– Моя рука… – Буйвол посмотрел на повязку, пропитавшуюся свежей кровью. Спросил с затаенным страхом: – Он меня изуродовал? Я не чувствую руку! Она работает?
– Он тебя вылечил, – сказал Малыш. – Ты ничего не соображал, бормотал что-то насчет серой тени и судьбы…
Буйвол вздрогнул.
– …ты сам не свой был. Мне пришлось привязать тебя к седлу, чтобы ты не свалился. Да ты бы помер, если б не этот монах!
– Локайох, – сказал вдруг Буйвол, и Малыш понял, что друг его совершенно не слушает.
– Что? – переспросил он.
– Та тень! В моих снах! Это Локайох!
– Да?
– Ему что-то от меня было нужно!
Малыш, прекратив улыбаться, с тревогой глянул на товарища. Сказал неуверенно:
– Пожалуй, на сегодня достаточно болтовни. Давай-ка я помогу тебе добраться до постели, ты ложись, отдыхай. А я попробую раздобыть еды.
– Что им нужно от нас? – Буйвол задыхался, и Малышу показалось, что его друг опять бредит.
– Ну-ка поднимайся! Пошли отдыхать!
– Что они хотели? – Буйвол отбросил протянутую руку друга.
– О чем ты? – обеспокоенный Малыш присел рядом с товарищем, нахмурившись, заглянул ему в глаза.
– Не знаю… – Буйвол вдруг обмяк, голос его зазвучал глуше. – Не знаю… Сам не пойму… Странные сны… Ничего не могу вспомнить.
