Последних гостей проводили поздней ночью, когда кончился дождь.
Хозяин уже совсем обессилел, но гнать никого не гнал – за одну эту ночь он заработал столько, сколько раньше не зарабатывал и за целую декаду. Летних праздников немного – солнцеворот, травник, да окончание страды. Осенью, в непогоду, раскисшие дороги опустеют. Обезлюдеет и харчевня на перекрестке. А зимой и вовсе никого не будет – разве только проходящие мимо путники заглянут на минуту, согреются у очага, выпьют кружку заваренного кисляка, расплатятся медной монетой. Так что летние деньги – на весь год…
Малыш и Буйвол терпеливо ждали, пока хозяин, вздыхая, считал выручку и убирал сложенные столбиками монеты в специальные мешочки. Только когда все было закончено, они получили разрешение идти отдыхать.
Жили друзья в большой комнате, заваленной разным хламом. Чего только тут не было – и старые рассохшиеся кровати, и пирамиды жестяных ведер, и груды разного тряпья, и всевозможные светильники, и всяческая посуда, и странные вещи, которым нет названия… В этих завалах можно было рыться годами, отыскивая различные диковины.
Но диковины Буйволу были не нужны. Последнее время он старался держаться как можно дальше от всяких подозрительных предметов.
Все, что было ему нужно, это кровать с матрасом пожестче, желательно без клопов, и одеяло потеплей.
Малыш был более прихотлив. Он предпочитал матрасу перину и любил, чтобы под головой была подушка.
– Как твоя рука? – спросил Малыш, положив лук на прикроватный столик и снимая колчан.
– В порядке… – Буйвол помассировал плечо. – Что-то щелкнуло, когда я этого бородатого приподнял. Но ни боли, ничего.
– Может пора нам уходить отсюда?
– Не знаю…
Малыш протряс одеяло, взбил подушку. Присев на край кровати, разулся. Зевнув, спросил:
– Не хочешь?
– Я думаю… – Буйвол снял сапоги. Раздеваться не стал, только расстегнул ремень, повесил его на спинку стула, лег на кровать, потянулся, хрустя позвонками.
– Все о том же?
– Да.
– Что-то надумал?
Буйвол не ответил.
Две неровные свечи почти не давали света. За горами хлама таился мрак. Там, с шуршанием волоча голые хвосты, негромко цокая коготками, бегали здоровенные крысы, на которых Малыш несколько раз устраивал настоящую охоту. Но меньше их не становилось.
– Ну, я уже сплю, – сказал Малыш, заползая под одеяло. – Свечи задуешь, как ляжешь. – Он поворочался, скрипя рассохшейся кроватью, устроился на боку, подтянув к животу ноги.
В неотапливаемой комнате было холодно. Чувствовалось – осень.
Буйвол отрешенно смотрел в потолок.
Крысы устроили шумную возню, должно быть подрались из-за чего-то.
«Прямо как люди», – невольно подумал Буйвол.
Он вновь вспомнил бородачей, их глаза, затянутые мутной пеленой. Их неподвижные лица, словно мертвые. Кукольные.
Кто они? Откуда? Куда ушли?
В чем заключается их предназначение?..
Вспомнился молодой монах. Его неуверенность, его страх. Не это ли сделало его божьим слугой? Рабом, смирившимся со своим рабством…
Добродетель рабства – смирение.
Это ли не слабость?..
Буйвол слушал крысиную возню и размышлял, пережевывал вяло старые мысли, пытаясь найти в них что-то новое.
…Ничто нельзя изменить, и всякое действие твое уже как бы свершилось. С пути не свернуть. Каждый обречен пройти своей тропой.
И значит нельзя отвечать за свои действия. Значит твои поступки – это поступки творца судьбы. Поступки бога.
Но его нельзя призвать к ответу.
Его нельзя высечь за сквернословие. Его нельзя казнить за воровство.
За поступки богов отвечают люди. Всегда.
Где же тут справедливость?..
Снова вспомнилась ведьма. Люди, что подожгли ее дом.
Почему? Для чего?
Потому что так нужно богу.
Это судьба, все предопределено, и ничто нельзя изменить.
Кто они?
Слуги. Рабы.
Они все рабы.
«И ты тоже!» – послышался в голове чужой голос.
Буйвол приподнялся, спустил ноги с кровати. Взял одну свечу, прикрыл слабый огонек ладонью, оглянулся на спящего напарника. На цыпочках вышел из комнаты, притворил дверь.
В узком коридоре пахло крысиным пометом. Здесь, в ящиках, окованных металлом, хозяин хранил зерно и крупы, и грызуны каком-то образом умудрялись проникать внутрь. Но гадили они только снаружи.
Буйвол прошел в конец коридора. Остановился перед хлипкой дверью, помеченной двумя зарубками на косяке. Осторожно постучал. Замер, прислушиваясь. Постучал снова, чуть громче.
За дверью было тихо. Слишком тихо. Ни храпа, ни посапывания, ни дыхания.
– Это я, открой, – сказал негромко Буйвол в тонкую щель меж рассохшихся досок, зная, что его слышат. – Я сегодня тебя спас, можно сказать.
Скрипнула кровать.
– Кто ты? – голос испуганный, дрожащий.
– Местный охранник.
– Вышибала?
– Да.
– Что тебе надо?
– Хочу поговорить.
– О чем?
– О боге. О судьбе…
Молчание.
– Слышишь меня? – Буйвол поскреб дверь ногтями.
– Да.
– Мне надо узнать кое-что у тебя.
– Сейчас?
– Да.
– Сейчас ночь.
– Я знаю…
Снова тишина.
– Эй…
– Ты живешь здесь?
– Да, – Буйвол зачем-то кивнул. – В комнате в конце коридора. Там еще мой напарник. А хозяин спит внизу.
– Давай поговорим утром.
– Нет, сейчас. Я не могу заснуть. Думаю и думаю.
Снова скрипнула кровать. Послышались шлепки шагов.
– Разве только недолго, – неуверенный голос по ту сторону двери, совсем рядом.
– Всего лишь несколько вопросов… Это я, видишь? – Буйвол поднес свечу к своему лицу, чтобы монах мог разглядеть его в щель.
– Ладно… – Стукнул откинутый дверной крючок. – Заходи.
В маленькой комнате с единственным окошком пахло сладковатым дымом – видимо монах перед сном молился, жег ароматический порошок из сухих молотых трав.
Буйвол поставил свечу на тумбочку, поискал глазами, куда бы присесть. Ни лавки, ни стульев в комнате не было. Только кровать, у которой одну ножку заменяло перевернутое ведро. И обшарпанная, изрезанная тумбочка.
