Солнечные лучи, отражаясь от бескрайнего ледяного пространства, нещадно били по натруженным сетчаткам глаз ослепительными вспышками, с легкостью проникая через потертые стекла стареньких солнцезащитных очков, — нормальную маску ему дать отказались.
Антарктическое лето. Долго оставаться на одном месте было опасно.
— Ну, что уставилась? Тебе-то уж точно на все плевать! — еще раз оглядев ледяную пустыню, сквозь стиснутые зубы пробормотал человек и снова медленно побрел вперед.
Обутые в снегоступы ноги глубоко увязали в плотном снегу.
* * *
Это было странное и страшное ощущение одновременно. С одной стороны, обитатели отрезанного от всего мира материка привыкли сидеть на одном месте по нескольку месяцев, коротая время за однообразной работой в консервных банках многочисленных исследовательских баз и станций, которых на тот момент было более восьмидесяти. Но с другой, унылые будни полярников всех национальностей ежедневно скрашивало появление нового крестика, зачеркивающего дату на календаре и приближающего долгожданное прибытие корабля, который доставит их на большую землю, к родным и семье.
Но теперь возвращаться было некуда, да и не на чем.
До войны Антарктида, согласно мировым договоренностям, являлась безъядерной зоной, на территории которой были запрещены испытания любого ядерного оружия, и в Судный день она не подверглась ударам. Поэтому последние двадцать лет обитатели разбросанных по ее поверхности баз были обречены на безвестную жуткую смерть, уныло доживая свой век в безмолвной ледяной пустыне, окруженной мерзлотой.
Незадолго до войны от российской базы отчалило научно-исследовательское судно «Лев Поликарпов», которое время от времени привозило провизию, научное оборудование, новые генераторы взамен старых, а также аккумуляторы для ветроустановок.
А через несколько дней с корабля передали, что Москва уничтожена, а вместе с ней Нью-Йорк, Париж, Лондон… весь мир. Это были последние звуки, которые донеслись из приемника. Связь неожиданно прервалась, и восстановить ее так и не получилось.
Ядерная война. «Завтра» уже не будет. Последний приговор моментально осиротевшим последним сынам человечества…
— Только безъядерный континент остался безъядерным, — изредка с горькой усмешкой, качал головой кто-нибудь из местных. — А толку-то?
Когда случилась Катастрофа, на постоянных и сезонных базах находилось около четырех тысяч человек, из которых русских было сто пятьдесят. К 2033 году общее население едва дотягивало до тысячи душ, включая разноязычных беженцев.
Через несколько лет после войны, когда стало окончательно ясно, что за ними никто не придет, несколькими базами, находящимися недалеко друг от друга, включая американскую, русскую, немецкую и английскую, было принято единогласное решение сплотиться в ОАК — Объединенную Антарктическую Коалицию. Вместе у уцелевших представителей разных национальностей было больше шансов на длительное выживание. За официальный язык был принят английский. Поначалу худо-бедно налаженная радиосвязь с другими станциями через какое-то время пропала — остатки бесценного топлива берегли для вертолетов и снегоходов, а пробиться сквозь помехи в эфире стало крайне сложно.
Со временем люди кое-как научились добывать некоторые виды полезных ископаемых и выращивать под геодезическими куполами овощи и злаки, наплевав на Мадридский протокол, который запрещал подобную деятельность в Антарктиде. Так что худо-бедно, но все-таки жили. Точнее, выживали. Со временем родилось даже несколько детей — тощих, бледных, с огромными запавшими глазами.
Кормились в основном пингвиньим да птичьим мясом, наведываясь в просторный ангар на российской базе «Новолазаревская», куда было решено свезти все запасы с остальных объектов. Эта операция значительно истощила запасы топлива для вездеходов, и с тех пор ими больше почти не пользовались.
После изнурительных трудов пингвинов удалось с грехом пополам одомашнить и начать разводить, обеспечивая регулярным пропитанием брошенных на произвол судьбы людей. Популяция пингвинов контролировалась местным Советом, все суточные пайки были строго нормированы, и самовольное истребление птицы каралось самой страшной мерой наказания — изгнанием из Коалиции, ссылкой в ледяную неизвестность. У снабженного скудным пайком и луком с пятью стрелами преступника оставался единственный шанс — найти другую станцию с помощью выдаваемого компаса, но пока это не удавалось никому. Поначалу особо строптивые не уделяли этой угрозе должного внимания, но когда после нескольких инцидентов виновного безжалостно выставляли вон, желающих нарушать новые законы резко убавилось.
С нашествиями морских леопардов, которые прежде никогда не нападали на человека на земле, удавалось справляться при помощи луков и самодельных арбалетов — с момента катастрофы сохранившиеся патроны и огнестрельное оружие берегли как зеницу ока, применяя их только в крайнем случае. После охоты огромные, сочащиеся кровью туши сразу пускались в расход: клыки и кости шли на оружие, жилы — на тетивы, остальное — на корм людям и зверью. Мясо было жестким и вязло в зубах, но выбирать не приходилось.
Но самой страшной проблемой для обитателей Коалиции была сезонная миграция пингвинов с мыса Горн. Не забавных, облаченных в «смокинги» и семенящих вразвалочку увальней, а злобных, зловеще горланящих зверюг, которых сплошной волной черных туш выплескивали на ледяные берега Антарктики изменившиеся за двадцать лет подводные течения. Новый мир мог ожесточить кого угодно — ожесточил он и миролюбивых глуповатых птиц, не прибавив им разума, но озлобив их до невероятности. Схватки с морскими кочевниками не раз уносили человеческие жизни, как отчаянно ни сражались бы люди.
Конечно же грызлись и между собой.
…Среди случайно выживших в Последней войне оказался корабль австралийских ВМФ. Когда обуявшее планету ядерное пожарище стало понемногу стихать, капитан решил плыть в сторону Антарктиды — ближе ничего не было. Но, достигнув цели, охваченный безумием экипаж стал мстить всем, кого посчитал виноватым в случившейся катастрофе: русским, китайцам, американцам, щедро пропитывая белоснежные ледники дымящейся, но быстро стынущей человеческой кровью.
Все это время Антарктида безмолвно — а может, и с удовлетворением — наблюдала, как на ее земле год за годом медленно угасают последние очаги уничтоженного человечества.
* * *
В просторной столовой российской исследовательской базы «Новолазаревская», расположенной на Земле Королевы Мод, снова вершили суд. В ночь накануне разбирательства кто-то проник в загон с кормовыми птицами и зарезал одну из них. Возбужденно гомонящие люди устроились где попало — на стульях в центре помещения, на сдвинутых к стенам столах, на которых кто сидел, а кто, наоборот, вытянулся, чтобы лучше видеть поверх голов стоявшего перед столом с членами совета высокого блондина средних лет. Кого тут только не было: и голландцы, и французы, и американцы, и японцы с немцами…
К последней народности как раз и относился подсудимый, что вызывало многочисленные недовольные толки среди его соплеменников — еще бы, совет призвал к ответу Ханса Крюгера, одного из самых уважаемых биологов в скудном ученом мире обитателей Антарктики.
