— Какого лешего ее на палубу потянуло? — с жалостью глядя на горячечно-бледное лицо девушки с приоткрытыми губами, Батон поскреб в затылке.
— За тобой увязалась, ясное дело, — невесело усмехнулся Колобок. — Она ж твой хвостик, это всем известно. Вообще-то, что она за щупальце твари догадалась схватиться, уже чудо — сами-то вряд ли бы заметили. Вон, какая от присоски отметина осталась!
Откинув одеяло, медик продемонстрировал широкое красное пятно на груди и впалом животе девушки.
— Тяпнула? — забеспокоился Батон.
— Нет, просто легкий ожог, как от слабого раствора кислоты. Ничего серьезного.
— Что еще нужно сделать, давай помогу?
— Ничего, Миш, чесслово, — вздохнул Колобок и поднял голову от пациентки, через стекла очков взглянув на собеседника грустными глазами спаниеля. — Я и так бедняжку уже по самый край накачал всем, чем можно. Если до утра доживет — значит, выкарабкается.
Лера тихонько застонала, и медик поспешно заменил сухую повязку влажной на горящем лбу девушки.
— Мы в ответе за тех, кого приручили, — стиснув зубы, тихо сказал Батон.
— Чего?
— Ничего. Ладно, я тогда еще попозже зайду, — дрогнувшим голосом буркнул охотник и вывалился в коридор, не желая, чтобы медик увидел навернувшуюся на глаза слезу.
— Чего сидишь? — всхлипнул Батон, посмотрев на мышь, по обыкновению привалившуюся к стене. — Загибается наша Лерка!
* * *
«28 октября 2033 года.
В 12:30 ночи пересекающая Атлантику со скоростью пять узлов „Иван Грозный“ подвергся неожиданному нападению неизвестного морского животного, атаковавшего лодку с кормы. Вынуждены были остановиться и принять бой, значительно истощив боезапас. Монстра удалось одолеть лишь ценой многих жизней. Капитан Лобачев пал смертью храбрых и спас корабль, а также уцелевших членов команды. Всего к обряду погребения представлены пятнадцать тел из тех, что удалось найти на палубе. При общем пересчете всего экипажа судна выяснилось, что еще около десяти человек пропали без вести — вероятно, утонули или были сожраны чудовищем. Их списки позднее будут приведены ниже.
Вечная память героям!
Остается надеяться, что все эти жертвы в конечном итоге были не напрасны.
Тяжело…»
С закрепленных над столиком пожелтевших фотографий на Тараса смотрели обитатели прошлого. Застывшие улыбающиеся фантомы, призраки, вырванные из вечных объятий времени щелчком давно сгинувшей техники. Лобачев с женой, еще той, первой, они со старой командой «Грозного» в учебке — разудалое залихватское пацанье, которому море по колено. А вышло-то оно вон как…
— Наделал ты дел, Юрка! — вздохнул старпом, бережно проводя пальцами по судовому журналу. — Что я теперь Верке с ребятами скажу?..
— Все готовы, товарищ капитан, — тихо напомнил возникший в дверном проеме позади Тараса Савельев.
— Иду.
В последний раз вздохнув, Тарас решительно надел фуражку Лобачева, привычным жестом проведя пальцами по лакированному козырьку.
Хлопающий на ветру приспущенный гюйс ВМФ с двумя перечеркнутыми синими полосами на красном фоне был озарен алым багрянцем восходящего солнца. Занимающийся кровавый рассвет освещал наспех очищенную палубу дрейфующего «Грозного», на которой, друг напротив друга, выстроилась в две шеренги поредевшая и смертельно уставшая, но не сломленная команда.
Море, тоже истощенное отчаянным ночным сражением, утихло. Смягчившийся ветер, словно чувствуя торжественность момента, теребил приглаженные наспех волосы.
Пьяный Батон, уставившись вперед невидящим мутным взглядом, что-то злобно бормотал сквозь зубы, обращаясь неизвестно к кому. По неподвижному лицу смотрящего в одну точку Савельева тихонько бежали тут же высушиваемые ветром слезы.
Когда на смотровую площадку вышел Тарас, члены экипажа, все как один, отточенным движением взяли автоматы «на караул». Оглядев застывших с каменными лицами присутствующих и лежащие между шеренгами пятнадцать тел, завернутых в парусину, на которой местами проступали багровые пятна, новый капитан с огромным усилием проглотил подкативший к горлу ком.
Океан потребовал от них свою цену за вторжение. И ее пришлось заплатить.
Несмотря на то что на церемонии погребения были обязаны присутствовать все офицеры и матросы, не занятые службой, изможденного круглосуточным бдением медика трогать не стали.
Первое тело, уложенное на специальной чисто оструганной доске и вынесенное на шканцы, было покрыто бугрящимся на ветру Андреевским флагом. Паштет и Треска поспешно привязали к ногам бедолаги груз.
За неимением священника, которого не смогли разыскать ни среди команды, ни среди польской группы, обряд отпевания срывающимся голосом совершил Тарас.
По окончании, под нестройное пение «Со святыми упокой», тело вместе с доской поднесли к борту ногами вперед и положили концом на приготовленный планшир. Азат и Савельев встали в изголовье и взяли края флага — несмотря на забинтованные руки, первый сразу согласился оказать последние воинские почести погибшим товарищам.
По сигналу горниста, роль которого выполнял Колотозов, Паштет и Треска аккуратно приподняли доску, и тело легко выскользнуло за борт из-под флага. Судовой караул проводил его оружейным залпом. Незыблемые морские законы, даже в новом, живущем по своим чертовым правилам мире, не позволяли экономить патроны на памяти боевых товарищей.
И так повторилось пятнадцать раз, пока ненасытные волны с тихим всплеском заглатывали парусиновые свертки один за другим, чтобы бережно, словно новорожденных детей, опустить их на вечный покой в качающуюся колыбель Атлантики.
Когда над последним погибшим сомкнулись холодные воды, Тарас, щелкнув каблуками, взял «под козырек». Стараясь чтобы голос не дрожал, он зычно рявкнул, изо всех сил стараясь перекричать усиливающийся ветер:
— Павшим гер-р-роям вечная слава!
Автоматное многоголосье слилось в дружный одиночный залп.
— Ура!
Эхо прощального салюта звонко разнеслось над Атлантикой.
— Ура!!
Пропитанное оружейным порохом последнее «прости» подобно птице взвилось к быстро идущим высоким малиновым облакам.
— Ура!!!
И, не в силах больше сдерживаться, Тарас скрылся за дверью рубки. По вечно пасмурному лицу старпома струились обильные слезы.
* * *
После похорон на борту потянулись унылые серые дни, наполненные болью утраты и тоской по ушедшим товарищам. Коротенько помянули погибших, нестройно что-то попели из полузабытого флотского фольклора, да и разбрелись, кто куда. Потом разговаривали мало, при этом избегая смотреть друг другу в глаза. На плечи людей, фантомами бродивших по коридорам и отсекам, неподъемным грузом наваливалось извечное: «А если бы я тогда успел? Ведь оставалось совсем чуть-чуть…», «Надо было протянуть руку, а не автомат перезаряжать…» и тому подобные извечные «а если», да «а что бы было».
