Пленка была новая и, чудо, полноцветная! А сидящий за своим письменным столом Фюрер, одетый в один из своих лучших парадных кителей, выглядел, как живой. Он задумчиво склонил голову, не смотря в объектив и положив широко расставленные руки на стол ладонями вниз. Я сразу догадался, что это был явно заранее отрепетированный жест. Глаза фюрера были закрыты в смиренном ожидании, словно он предвидел царящую в кают-компании атмосферу и терпеливо давал возможность зрителям успокоиться. Но эффект от его появления вышел совсем другой. Наконец посмотрев на изображение, проецируемое поверх широкого, растянутого во всю стену холста, команда, моментально осекшись, как один человек с шумом вскочила, в немом приветствии выбрасывая руки вперед и украдкой поправляя одежду, хотя фюрер и не мог этого видеть. В этот момент я гордился каждым из них.
Выдержав паузу, наш вождь начал говорить. Несколькими короткими фразами, по всей видимости приготовленными заранее, он поздравил команду с Рождеством и сразу перешел к делу. Начатое освоение Антарктиды очень интересовало его и некоторых известных ученых, работающих над новыми проектами в Аненербе. Должен сказать тебе, что в тот момент я ощутил легкий приступ страха и растерянности от вновь навалившегося осознания ответственности, возложенной на меня и моих подчиненных.
Далее Гитлер говорил о важности великой миссии, лежавшей на наших плечах, хвалил нашу решительность и отвагу, даже называл колонистами и пилигримами антарктической страны. Он выражал уверенность, что начатое строительство базы и последующее освоение ледников станет лишь первым шагом на пути становления новых сил Великой Германии. В своей манере, по мере выступления возбуждаясь от собственных слов и сопровождая речь частым постукиванием сжатого кулака по столу, он даже высказал сожаление, что не сможет находиться рядом с нами в тот торжественный миг, когда ноги первых арийских завоевателей ступят на ледяную землю, хранящую множество тайн.
Не знаю, что в те минуты творилось в сердцах и душах каждого из нас, но, милая Грета, клянусь: о лучшем подарке мы и мечтать не могли! Наш Вождь, Предводитель и любящий Отец поздравлял нас с праздником, искренне восхищаясь нашей самоотверженностью и мужеством. Клянусь тебе, в тот момент в глазах каждого из поднявшихся в кают-компании и выбросивших руку в торжественном приветствии людей, независимо от возраста и должности, стояли счастливые слезы любви и благодарности. Потому что именно в тот момент мы, его преданные дети и верные исполнители святой воли, стали с ним одним целым. Это было неописуемо и потрясающе. Словно он в тот момент, благословляя, лично говорил с каждым из нас! Даже спустя несколько минут после окончания сеанса, в каюте царила торжественная, звенящая тишина, как после церковной службы в нашем родном Бонне воскресным утром.
Прости, если утомил тебя длинным письмом, но мне так хотелось поделиться с тобой своими впечатлениями от неожиданного личного обращения нашего фюрера… Так по тебе соскучился и, несмотря на увлекательнейшую работу в проекте „Пирамидеры“, на который привезенные нами светлые умы из Аненербе возлагают большие надежды, уже ужасно хочу к тебе и детям. Но этой мечте пока не суждено сбыться, так как моя командировка заканчивается не раньше, чем через месяц, а учитывая долгий обратный путь, в ближайшее время, милая Грета, встречаться нам с тобой суждено лишь во снах. Но, как известно, чем дольше разлука, тем слаще воссоединение.
Поцелуй за меня Марту и Тиля.
Всегда любящий тебя
Вильгельм.
Новая Швабия, 17 января 1944 года».
* * *
Покончив с чтением, Крюгер некоторое время задумчиво смотрел на письмо, так и не нашедшее адресата. Догадывался ли автор, что вместо жены его послание спустя сто лет будет читать совершенно другой человек, живущий в мире, в котором больше не было нужды ни в корреспонденции, да и вообще в выражении каких-либо надежд и эмоций? Что стало с этим Вильгельмом и его Гретой? Царящее в кабинете безмолвие не могло дать ответа. Быть может, именно останки написавшего письмо офицера СС покоятся теперь в этой комнате, а неупокоенному духу соотечественника Ханса Крюгера суждено вечно грезить в окружающем безмолвии и холоде о жене и детях?
И что такое «Проект „Пирамидеры“»? Крюгер вздохнул и покачал головой, задумчиво оглядывая распухшие от времени папки. Сколько же еще неоткрытых и непознанных секретов и загадок оставила после себя канувшая в лету Третья империя?
Канувшая, но не бесследно.
Снова повинуясь странному порыву, Ханс бережно сложил листочки и, засунув их обратно в незапечатанный конверт, аккуратно убрал в рюкзак. Если бы мир был прежним, его находка стоила бы целое состояние. Но немцем двигала не корысть, а научное любопытство — ведь даже в новом, разрушенном мире обычная частная переписка становилась важным историческим документом. В том, что ему удастся выбраться с базы, Крюгер уже не сомневался и даже решил не торопиться, пока как следует все не изучит. О том, что реально выход пока не найден, а на дне тощего рюкзака болтается последняя банка с бобами, заинтригованный обнаруженным человек пока не думал, в данный момент занятый поиском материала для факела, без которого дальнейшее обследование останков базы делалось невозможным.
За дверью с табличкой «склад боеприпасов» обнаружилось несколько стоек с приржавевшими к ним «шмайссерами», ящики с гранатами, автоматные магазины и прочая военная утварь, давно ставшая бесполезным хламом. Но Хансу все-таки повезло. Среди некогда отличных вещей, созданных швеями и конструкторами специально для суровых условий Антарктики, а теперь пришедших в негодность, возящийся немец нашел-таки полиэтиленовый мешок, в который была аккуратно сложена дюжина завернутых в плотную хозяйственную бумагу пузатых спичечных коробков. Крюгер издал радостный вопль, словно обнаружив старых друзей. Впрочем, ликовал он недолго: в шести коробках были лишь раздувшиеся деревяшки, с которых слезла сера, в двух других гнездилось неизвестно какое поколение вонючей бурой плесени, а вот от двух последних, лежавших на самом дне, при беглом осмотре мог выйти толк.
Также среди прочего отыскались две большие бочки. С помощью ножа с усилием сковырнув покатившуюся по полу и развалившуюся на полдороге крышку, Крюгер кончиком ножа поковырял слипшуюся черную массу, некогда бывшую рассыпчатыми шариками пороха.
— Да и черт с ней, с формой! — фыркнул изгнанник. — Главное, может ли он еще гореть?
Пока удача была на его стороне, только бы не сглазить. Оставалось найти что-нибудь под трут. Не долго думая, Крюгер вернулся в комендантскую и вытряхнул кости из оторванных рукавов немецкого кителя. Лук под факел не годился, поскольку был тонким и к тому же изогнутым. А вот толстенная ручка некогда могучего молота, превратившегося в бесполезный ржавый булыжник и пылившегося на складе рядом с пороховыми бочками, подходила вполне. Тщательно изваляв в порохе рукав кителя и истратив не менее пятнадцати спичек, чертыхающийся Крюгер все-таки сумел развести огонь. Потревоженная его резкими движениями ржавая пыль заметалась в свете пламени хороводом кружащихся искорок.
Покончив с главной проблемой и засунув в рюкзак обернутый в тряпицу небольшой кусок пороховой массы, которая еще могла пригодиться, Ханс сжал факел и двинулся в темноту.
