Тридцать четыре процента заряда.
Бес ошибался и лгал.
Я слышал мысли этого ублюдка в доме у Тани и понимал — он отправится туда, как только я сдамся. Своей капитуляцией я ее не спасу, всего лишь с покорностью подпишу приговор нам обоим.
Бес лгал. А ошибался он в том, что я телекинетик невиданного, феноменального уровня, способный на удары, сокрушающие с дистанции в десятки метров доспехи «Демонов». Он не понял, что это был не я, а мой штуцер. Он двинул еще одного, как приманку, с тем чтобы я высунулся в окно и нанес по нему удар, и меня снял затем один из снайперов. Всякий телекинетик снимает при ударе щит, непробиваемый для пуль…
Краснобайствуя, он просто-напросто боялся, что его штурмовая группа будет превращена внутри отеля в фарш. Он боялся телекинетика, который справился с Вурдалаком и который крошит «Демонов», как яичную скорлупу… Страх — вот что стало причиной его лжи.
Но он зря хитрил и уповал на ее силу. Я сделался Паладином не для того, чтобы идти на поводу у лжи. Не для того я вступил в эту войну.
И эта война не была красивой — как любая война. Такой же кровавый железный каток, которому все равно, кто прав, кто виноват, — он катится сквозь толпу людей, сметая на своем пути все, оставляя позади только россыпи руин и исковерканных трупов.
Семьдесят восемь процентов.
Я стал Паладином не потому, что искал чистую работу, и не затем, чтобы наслаждаться образом героя, спасающего мир в одиночку. А значит — не для того, чтобы снимать с себя знак, дрожа перед лицом смерти или увечий, — как своих, так и чужих.
В войне Ордена и Культа не было компромиссов — как не могло их быть здесь и сейчас. Поэтому внутреннему голосу не было суждено выслушать от меня возвышенную голливудскую проповедь, предваряющую «мученическую сдачу» во имя спасения тех, кто прятался в гостинице.
Девяносто три…
Я не имел путей для сдачи или бегства. В таких ситуациях не бывает некоего оптимального бескровного решения. Только один путь, через смерть.
И это означало, что я должен убивать.
Вскинув штуцер, я навел его на цель, и в тот же момент он выплюнул заряд.
Попадание пришлось в верхнюю часть «Демона». Перед тем как укрыться, я увидел, как разлетаются в стороны пушка и обломки. С разбитым, перекошенным назад шлемом «Демон» покатился прочь.
Всякому телекинетику потребовалось бы для удара время на концентрацию, хотя бы несколько секунд, достаточных, чтобы снайпер поймал его в прицел. В моем случае этот расчет Беса не оправдался. Пронзив пустоту, снайперская пуля выбила штукатурку в стене напротив оконного проема.
С другой стороны отеля застучала автоматическая пушка. Я выскочил из номера в коридор и поспешно пригнулся. Залетавшие с улицы пули прошибали перегородки насквозь. В воздухе клубилась пыль, отовсюду летели куски кирпичей и штукатурки. Кто-то из «правильной публики» не выдержал, в панике ринулся к лестнице — и рухнул на полпути, поймав сразу несколько пуль.
«Демон» обрабатывал непрерывным огнем окна второго этажа. Я принялся пробираться к окну на его сторону…
Такая техника, как «Демоны», была великолепным средством для захвата зданий — там, где бой проходит на близких дистанциях. В комнатах, туннелях и коридорах их огневая мощь и неуязвимость сыграла бы для злосчастного защитника фатальную роль, превратив бой в одностороннюю зачистку кордонов и очагов сопротивления. Но подводить «Демонов» близко к обороняемым строениям, оставляя на открытой местности, — это было неразумно. Действия Беса походили на приказы бездарных военачальников, загонявших танки в города, когда в узких каньонах улиц эти смертоносные машины теряли большую часть своих преимуществ, превращаясь в большие неуклюжие мишени для гранатометчиков. В таких случаях танки просто жгли — с разных этажей, из разных окон, — но, что удивительно, подобное их применение повторялось на протяжении всей истории. Так поступил и Бес. Очевидно, его идеи ничем не отличались от мыслей бесталанных генералов. Поскольку он побывал в здании и увидел, что лестница не выдержит веса «Демонов», то решил использовать их снаружи. Сначала для обстрела, когда он не думал, что я смогу причинить им вред. А затем для вскрытия позиций, когда уверовал в идею телекинетика колоссальной силы, которого может достать снайпер…
Пока «Демон» вел огонь по дальнему от меня краю здания, заряд штуцера перевалил за девяносто процентов. Я на мгновение высунулся и повторил то же самое, что и с предыдущим. Тяжелые доспехи были превращены в искореженную груду металлического хлама с расплющенным трупом внутри.
Стрельба снова стихла.
Не теряя более ни секунды, я отбросил штуцер и со всех ног кинулся на первый этаж. Перепрыгивая через хлам на полу пустого фойе, я повернул в коридор. Там забежал в номер, прислонился к стене и замер. Излучатель в моей руке был поставлен на постоянный огонь максимальной мощности.
Хотя снайперы не успели меня выцелить, они увидели в моих руках оружие, из которого я стрелял. Но в самом начале Бес включил генератор помех, чтобы заглушить всякую связь… Участники пати не смогли вызвать со своих компов полицию, а я — связаться с Орденом. Это играло ему на руку. А то, что при этом все его Каратели были лишены связи, играло на руку мне. Снайперы ничего не могли рассказать.
Парадная дверь стукнула — штурмовая группа Карателей вломилась в здание. Шлемы с забралами, бронежилеты и щитки высокого класса защиты придавали им сходство с насекомыми, покрытыми бурым хитиновым панцирем. Их было двое, они были вооружены пистолетами-пулеметами.
Затаив дыхание, я наблюдал за ними. В номере и коридоре было темно — и они не могли меня заметить из ярко освещенного фойе ни при помощи обычного зрения, ни встроенными в шлемы приборами ночного видения. Они могли заметить меня лишь с помощью усиленного восприятия — если таковым обладали.
Но никто из них не был телепатом.
Осмотревшись, они подали знак, и в фойе заскочили еще четверо — в том же облачении. У двоих были ручные гранатометы — видимо, они планировали задействовать их против моего телекинетического барьера. Все ринулись к лестнице — получив информацию о том, что их единственный противник на втором этаже, они поспешили туда.
Всего мгновение потребовалось мне, чтобы начертить рукой с излучателем восьмерку в воздухе, но этого мгновения было предостаточно. Послышались дикие, тут же оборвавшиеся вопли. На пол попадали дымящиеся и окровавленные обрубки. Шесть тел оказались рассечены на части. Успел что-то сделать только Каратель, бежавший в арьергарде, — предпринять тщетную попытку увернуться от луча.
Я продолжил движение, и его голова покатилась к лестнице.
Может быть, их броня смогла бы выдержать даже попадание пуль с кремниевым сердечником, но тут проку от нее было не больше чем от картонного щита. Штурмовые бронежилеты не спасали от лазера излучателя, настроенного на максимальную мощность, точно так же, как и телекинетические барьеры, которыми наверняка прикрывались эти культисты.
