— Может, нам с тобой поменяться местами, — предложил Шон Гасу как-то раз.
Шла вторая половина дня, и Шон поглядывал на столик, за которым сидели девочки из Хаддан-скул, ни одна из которых не обращала на него ни малейшего внимания, несмотря на его привлекательную внешность. То, что он работает в аптеке, каким-то волшебным образом делало его невидимым для таких девчонок, как эти.
— Ты будешь ходить в государственную школу, а потом возвращаться сюда мыть посуду, а я буду ходить на твои занятия вместо тебя и глазеть на хорошеньких девчонок.
Руки Гаса дрожали от чрезмерного употребления кофеина и никотина. Со дня приезда в Хаддан он потерял десять фунтов своего и без того недостаточного веса.
— Поверь мне, — заверил Шона Гас, — я здорово выиграю от этой сделки. Хаддан-скул тебя прикончит. Ты моментально сбежишь оттуда. И будешь умолять сжалиться над тобой.
— А с чего бы мне тебе верить? — засмеялся Шон.
Он был из тех людей, которым вечно требуются доказательства, особенно когда доходит до вопроса о доверии. Жизнь его сложилась так, что очень скоро он обнаружил: каждый, кто просит тебя о безоговорочном доверии, скорее всего, запросто тебя прикончит.
Гас решил принять вызов Шона и доказать, что заслуживает доверия. Он заказал одну из горячих булочек, которые только что испекли, именно это и было нужно для его фокуса.
— Дай мне свои часы, — попросил он.
Хотя Шон не спешил отдавать ему часы, он был заинтригован. Он прошел через многие испытания, но в некотором смысле был совершенно невинен, что делало его идеальным объектом надувательства.
— Разве ты не хочешь узнать, можешь ли мне доверять? — спросил Гас.
Часы были подарком матери, который она сделала Шону в день его отъезда в Хаддан. Это была его единственная ценная вещь, но он расстегнул браслет и положил часы на стойку. Гас сделал несколько необходимых предварительных движений, отвлекая внимание своей не горящей энтузиазмом аудитории, и не успел Шон понять, что случилось, как часы исчезли. Даже девушки из Хаддан-скул заинтересовались.
— Наверное, он их проглотил, — предположила одна девушка.
— Наверное, если поднести ухо к его пупку, услышишь, как они тикают, — подхватила вторая.
Гас пропустил их комментарии мимо ушей и сосредоточился на фокусе.
— Думаешь, я потерял твои часы? — поддразнил он Шона. — Может, я их украл. Может, ты совершил огромную ошибку, доверившись мне.
Шон был теперь заинтересован не только в возвращении часов, но и в том, как именно они вернутся. Всю свою жизнь он был уверен, будто знает, что к чему. «Обойди другого, прежде чем он обойдет тебя, живи быстро и яростно». Но сейчас он вдруг осознал, что никогда не задумывался о других вариантах. Может быть, мир не так прост, как ему кажется. Он положил обе руки на прилавок, совершенно не заботясь о том, что кто-то из посетителей просит счет, а кто-то требует кофе на вынос. Он полностью сосредоточился.
— Ну, давай, — сказал он Гасу. — Продолжай.
Гас взял с прилавка нож и разрезал булочку, лежащую перед ним на тарелке. Там, на мякише, лежали запотевшие часы.
— Старик! — Шон был изумлен. — Ну ты даешь! Как ты это сделал?
Но Гас только пожал плечами и пошел забрать рецепт, заполненный для него Питом. Гас не собирался посвящать Шона в подробности фокуса. Нужно хорошо подумать, прежде чем рассказывать о чем-либо, но даже самые осторожные все-таки собираются с духом и выбирают того, которому можно довериться. Как и многие до него, человеком, которому Гас решил выложить все, был Пит.
— А что со второй моей проблемой? — спросил он аптекаря, когда подписывал страховочную квитанцию на свое лекарство.
Было тринадцатое число, и Гас надеялся, что Пит поможет разрешить его проблему с «Меловым домом».
— Я над этим работаю, — заверил его Пит. — У меня уже есть несколько идей. Если ты начнешь ходить в школу, вместо того чтобы просиживать здесь целыми днями, то покажешь всем остальным, какой ты умный, и окажешься в выигрыше. Именно об этом я всегда говорил Шону.
— И вы рассказывали ему о зубной фее?
[2]
О правде и справедливости и о том, как кроткие духом унаследуют землю?
Гас теперь был твердо уверен, что кроткие духом ничего не унаследуют в Хаддане, вот почему этим вечером уложил рюкзак и отправился на станцию. Он не собирался принимать участие в варварских ритуалах «Клуба магов». В тот час, когда Натаниэль Гибб разворачивал окровавленную кроличью лапку, завернутую в носовой платок, который бабушка подарила ему на Рождество, Гас высматривал восьмичасовой поезд до Бостона. Вечер был прохладный, близилась зима. Дожидаясь поезда, Гас думал о своем отце и огромных надеждах, какие Пирс-старший питал до сих пор. Он думал о том, сколько долгих часов уйдет на дорогу до Нью-Йорка, и о том, сколько раз он переходил из школы в школу, и какое разочарование должен вызывать. А затем, прежде чем успел себя одернуть, он подумал о серебристых волосах Карлин и об исходящем от нее запахе мыла и плавательного бассейна. Около восьми мимо проехала патрульная машина, и один из копов высунулся из окна спросить, чего Гас здесь дожидается. Гас не имел ни малейшего понятия, поэтому поднял свой рюкзак и отправился обратно в школу, долгим путем, через город. Он прошел мимо цветника из многолетников, устроенного Луизой Джереми, ее хризантемы были размером с тарелку; мимо «Селены», которую Никки Хамфри запирала на ночь. Наконец он свернул на тропинку, которая должна была провести его мимо плакучих буков, много лет назад посаженных Анни Хоув. Он шел с большой неохотой, возвращаясь в место, которого боялся больше всего, в свою собственную комнату, потому что этой темной ночью, когда погода собиралась перемениться, Огасту Пирсу больше некуда было идти.
В разгар дня Морин Браун увидела на дальнем лугу кровавое пятно в траве. Намереваясь исследовать животных для лабораторной работы по биологии, прежде всего осторожную леопардовую лягушку, она шла все дальше, пробираясь между березами и соснами, а под конец через заросли чертополоха и репейника туда, где обнаружила тушку кролика с одной отрезанной лапкой. Стояло то время года, когда листья на черничных кустах начинают пламенеть алым и повсюду торчат одеревеневшие стебли золотарника, в полях, садах и переулках. До глубины души потрясенная, Морин слегла в постель после совершенного ею жуткого открытия. Ее пришлось нести в ее комнату на третьем этаже «Святой Анны», и после того она отказывалась возвращаться на занятия, пока ее не освободили от биологии. Хотя прошло уже почти пол семестра, Морин разрешили взять вместо биологии курс фотографии для начинающих, которой она занялась с болезненной экспрессивностью и полным отсутствием таланта. Однако, учитывая обстоятельства, у Бетси не хватило духа отказать ей. Эрик не мог понять такой жалостливости.
