Очень немногие жители города вспоминали теперь об Анни Хоув. Земельные владения ее семьи были распроданы по частям, ее братья уехали на запад, в Калифорнию, в Нью-Мексико, в Юту. Самые старые обитатели Хаддана, Джордж Николс из «Жернова» и Зик Харрис, хозяин химчистки, и даже Шарлотта Эванс, которая была совсем маленькой девочкой, когда Анни погибла, помнили, как встречали ее на Мейн-стрит, уверенные, что никогда уже не увидят такой же красивой женщины, как Анни, ни в этой жизни, ни в следующей.
Только Элен Дэвис думала об Анни. Она думала о ней каждый день, точно так же человек религиозный бормочет слова молитвы, слова, приходящие сами. Поэтому Элен нисколько не удивилась, когда ощутила вдруг запах роз холодным утром в самом конце января, в день, когда лед сковывал все растения, будь то сирень, лилии или сосны. Карлин Линдер тоже почувствовала запах, потому что он перекрывал запах карамели от пудинга, который она поставила в духовку в надежде, что десерт возбудит у мисс Дэвис аппетит. Мисс Дэвис слегла в постель в прошлое воскресенье и больше уже не вставала. Она пропустила столько занятий, что пришлось нанять заместителя, и учителя с исторического отделения ворчали, как много работы им приходится выполнять из-за отсутствия мисс Дэвис. Ни один из них, включая Эрика Германа, не знал, что ту женщину, которую они столько лет боялись и ненавидели, теперь требуется носить в ванную на руках, задача, которую Карлин и Бетси Чейз приходилось выполнять объединенными усилиями.
— Это так унизительно, — говорила мисс Дэвис каждый раз, когда они помогали ей добраться до ванной комнаты.
Именно по этой причине Карлин ни словом не обмолвилась Эрику, как обстоят дела. Некоторые явления не предназначены для посторонних взглядов, и всякий раз, когда Карлин с Бетси стояли рядом с открытой дверью ванной, они опускали глаза, пытаясь оставить Элен хотя бы в подобии уединения. Однако время уединения закончилось, а вместе с ним и иллюзия, будто мисс Дэвис может поправиться. Но когда Бетси предложила поехать в больницу или позвонить в Ассоциацию сиделок, мисс Дэвис пришла в ярость. Она утверждала, будто в постель ее уложила всего лишь простуда, но Карлин понимала: истинная причина отказа состоит в том, что Элен Дэвис никогда не потерпит, чтобы ее кололи иголками и тормошили, искусственно поддерживая жизнь, когда ее время уже прошло. Элен понимала, что с ней происходит, она была готова, если не считать одного последнего покаяния. В надежде на прощение те, кто совершал ошибки, продолжают цепляться за материальный мир, они хватаются за его края, пока их кости не делаются ломкими, как вафля, пока их слезы не обращаются в кровь. Но в итоге то, чего дожидалась мисс Дэвис, случилось этим холодным январским утром. Именно тогда она вдохнула и ощутила запах роз, аромат был такой сильный, как будто цветы проросли сквозь пол спальни и распустились, освобождая ее от всего, что она успела сделать, и от всего, что сделать не удалось.
Элен посмотрела в окно и увидела сад, точно таким, какой он был, когда она только приехала в Хаддан-скул. Сама она больше любила не белые розы, а красные, особенно великолепные розы сорта «Линкольн», оттенок которых делался все глубже с каждым прошедшим днем. Она не ударилась в панику, хотя всегда опасалась, что это случится с ней, когда ее время придет. Элен была довольна прожитой жизнью, но она очень долго ждала прощения, поэтому думала, что ей уже никогда не суждено ощутить того, чего она хотела больше всего, но вот оно, нахлынуло, прошло сквозь нее, как доброта и милосердие. Явления этого мира заняли предназначенные для них места и, кажется, отодвинулись куда-то далеко: ее рука на подушке, девочка, сидящая рядом с ней, черный кот, спящий, свернувшись клубочком, у нее в ногах.
Элен ощущала, как восторг охватывает ее, нечто такое яркое, словно она смотрит на тысячи звезд разом. Как быстро промелькнула ее жизнь, только что она была девочкой, садящейся на поезд до Хаддана, и вот уже лежит в постели, глядя, как сгущаются сумерки за окном, расползаются по белым стенам лужами теней. Если бы только она знала, как коротко отпущенное ей время на земле, она извлекла бы из жизни больше радости. Она жалела, что не может поделиться этим знанием с девочкой, сидящей рядом, она хотела закричать, но Карлин уже набирала 911. Элен слышала, как она просит прислать «скорую помощь» в «Святую Анну», но почти не обращала внимания на тревогу Карлин, потому что как раз в этот момент Элен шла от станции к Хаддан-скул с чемоданом в руке; был тот день, когда конские каштаны стояли в цвету, небо было голубым, как фарфоровые чашки, в которых ее мать подавала чай. Она начала работать в двадцать четыре года, и, надо сказать, делала это хорошо. Девочка, суетящаяся вокруг нее, выглядела глупо, и Элен жалела, что не может сказать ей об этом. Испуг в голосе Карлин, сирены за окном, холодный январский вечер, тысячи звезд в небе, поезд из Бостона, ах, как билось ее сердце в тот день, когда у нее была целая жизнь впереди! Элен сделала знак девочке, которая наконец села рядом с кроватью.
— С вами все будет хорошо, — прошептала Карлин.
Это была совершенная неправда, и мисс Дэвис это знала, но она все равно была тронута, когда заметила, как побледнела девочка, — обычно люди бледнеют так, когда по-настоящему переживают, действительно обеспокоены.
«Не забудь выключить духовку», — хотела сказать Элен девочке, но она смотрела на розы за окном, потрясающие алые розы сорта «Линкольн». До нее доносилось умиротворяющее гудение пчел, как всегда бывает в июне. Каждый год в это время территория школы взрывалась пятнами белого и красного, расцвечивалась лентами персикового, розового и золотого, все благодаря Анни Хоув. Некоторые говорили, что пчелы слетаются сюда со всего штата, привлеченные розами Хаддан-скул, и все знали, что местный мед отличается особенной сладостью. «Не забудь радоваться жизни, по которой идешь», — хотела сказать Элен, но вместо этого взяла девочку за руку, и они вместе ждали, пока приедет «скорая помощь».
Это была бригада добровольцев, мужчин и женщин, которых оторвали от ужина, и, как только вошли в комнату, они сразу поняли, что сегодня им никого не спасти. Карлин узнала некоторых членов бригады, здесь была женщина, которая руководила школой танцев, человек из мини-маркета и еще два школьных охранника, мимо которых Карлин ходила много раз, но никогда не обращала на них внимания. Женщина из школы танцев, Рита Имон, измеряла пульс Элен и выслушивала сердце, пока остальные вкатывали баллон с кислородом.
— Отек легких, — сказала Рита Эмин остальным, затем повернулась к Элен. — Не хочешь ли кислорода, дорогая? — спросила она.
Элен отмахнулась от предложения. Над ней было голубое небо и столько роз, тех самых, которые во время дождя источают аромат клевера, и других, от которых на пальцах остаются лимонные разводы, и роз цвета крови, и роз белых, как облака. Срежешь одну розу, и на ее месте вырастут две, говорят садовники, и так оно и было. Розы были одна краше другой, и такие красные, как драгоценные камни. Элен Дэвис пыталась сказать: «Посмотрите на них», — но единственный звук, который ей удалось выдавить из себя, убедил их в том, что она задыхается.
— Отходит, — произнес один из добровольцев, человек, который выполнял свою работу достаточно долго; он даже не вздрогнул, когда Карлин заплакала.
