Подходящая площадка располагалась в небольшом распадке, откуда, собственно, и начинался подъем к единственным замковым воротам — запертым и неприступным. Хорошее место… Крепость — на виду, и в то же время оберландцам не достать осаждающих ни стрелой, ни ядром. Ибо не создано еще арбалетов и пушек, стреляющих столь далеко.
К осадным работам Дипольд решил приступать не медля. Первыми к маркграфскому замку были посланы пешие нидербургские ландскнехты и большая часть черного работного люда. Передовому отряду надлежало под прикрытием арбалетчиков и щитоносцев подготовить первые артиллерийские позиции. Струсивших и отступивших — это Дипольд подчеркнул особо — ожидала неминуемая смерть.
Двойной страх — перед Чернокнижником и перед Дипольдом — заставлял наемников и подневольных работников трудиться в полную силу, не покладая рук. Напротив ворот осажденной крепости нидербуржцы укладывали защитные туры из плетеных корзин, набитых землей и камнем. Из хвороста и веток вязали фашины. На скорую руку насыпали валы. Ставили наспех сбитые осадные щиты — павезы и мантлеты. Тесали бревна для частокола и рогаток. Устанавливали подставки для малых бомбард, клали бревенчатые настилы для бомбард покрупнее, рыли рвы и окопчики для больших орудий и орудийной прислуги. Растущие буквально на глазах укрепления постепенно перегораживали единственный путь, по которому можно было подняться к крепости и спуститься из нее.
Ну а крепость… Крепость пока молчала. Не огрызалась.
По приказу Дипольда, вслед за передовым отрядом, к возводимым укреплениям поднялись с полдесятка легких бомбарделл и один многоствольный рибодекин. Пушки сопровождали двое бомбардиров, дюжина человек прислуги и десяток стрелков с ручницами-хандканнонами. Все орудия были надежно укреплены на повозках, заряжены и готовы к стрельбе с колес. Это — не для осадного боя. Это — на случай вылазки. В особенности на тот случай, если придется иметь дело с големами Лебиуса.
А вылазки все не было… Оберландцы наблюдали и выжидали.
Наверх отправился еще один воз — с припасами. Прислуга побросала ядра на землю. Порох сгрузили в яму, укрытую толстыми щитами.
Враг не мешал. Не мог, наверное. Или не видел в том особого смысла. Все-таки первые фортификационные сооружения возводились на приличном расстоянии от замковых стен — не всякая бомбарда достанет. Но Дипольду сейчас важно было хоть как-то зацепиться за подступы к замку, укрепиться, взгрызться в каменистую землю. На начальном этапе осады требовался мало-мальски укрепленный плацдарм, где можно без особых помех расположить крупные орудия. А уж с этой отправной точки проще будет продвигаться дальше.
Страх оказался наилучшим надсмотрщиком и погонщиком. Передовую линию укреплений нидербуржская пехота и работный люд подготовили в кратчайший срок. Теперь можно было выдвигать из лагеря и поднимать на обустроенные позиции всю обозную артиллерию.
Непростым, правда, это оказалось делом. На подступах к маркграфскому замку подъем был особенно крутым. Надсадно скрипели возы. Соскальзывали с камня шипастые подковы, оступались, падали и жалобно ржали низкорослые ширококостные тяжеловозы. Ругались, на чем свет стоит, погонщики и бомбардиры.
Ничего. Затянули же оберландцы наверх свою повозку с големом, значит, и пушки туда поднять возможно.
Вот только…
Хрусь!.. Хрясь!..
Дипольд, пожелавший лично руководить подъемом и установкой пушек, сплюнул в сердцах. Только не все орудия доедут до верхних осадных фортификаций без приключений. Вон — попала в рытвину и завалилась набок легкая повозка с небольшой, но увесистой заряженной бомбардой. Переломилась передняя ось. Высокие колеса сложились домиком, уткнувшись коваными ободами в дощатые борта. Испуганно дернулись дурные кони, поволокли телегу, скрежещущую брюхом по камням, влево. Налетели на соседнюю упряжку.
И тут же снова…
Хрусь!.. Хрясь!..
Это за поднявшийся зад поврежденной повозки зацепилась еще одна — следовавшая рядом. Тоже — разбитая, ненадежная, перевозившая две готовые к бою малые бомбарделлы, она потеряла колесо, просела под тяжестью груза. Пошла в сторону. Чуть не перевернулась. Остановилась…
М-да, все-таки голема к замку поднимали не на таких хлипких телегах. Для перевозки голема по горным дорогам была специально приспособлена крепкая шестиколесная платформа. Ладно, с застрявшими — и, похоже, надолго застрявшими — возами придется разбираться позже. А пока…
— Вперед! — прокричал Дипольд. — Тянуть! Не останавливаться! Сломанные повозки — бросить! Коней — распрячь! Отвести к другим упряжкам! Пусть помогают там!
С малой свитой, к которой присоединились несколько изнывающих от безделья остландских рыцарей и пара десятков конных стрелков охраны, пфальцграф метался меж скрипучих повозок, подгоняя нерасторопную прислугу. Где — бранью, где — плетью…
За Дипольдом неотступно следовал знаменосец, и над головой неутомимого гейнца, куда бы он ни направлялся, грозно реял боевой стяг. Остландский грифон шумно бил по воздуху золочеными крыльями на червленом полотнище, а пфальцграф без устали отдавал новые приказы и ругался до хрипоты. Следуя воле Дипольда, обозная челядь нещадно нахлестывала впряженных в повозки лошадей и волов. Когда же у скотины недоставало сил сдвинуть с места остановившуюся телегу, люди впрягались сами. Облепив воз со всех сторон, буквально на руках выпихивали его из рытвины, ямы или проседающей под тяжестью орудийных стволов мелкой каменистой россыпи.
Больше всего суеты и шума было, конечно, возле «Кунигунды». Самая крупная бомбарда в остландском обозе и прежде доставляла уйму хлопот, но сегодняшний подъем оказался настоящей пыткой. Волами, лошадьми и людьми, сгрудившимися вокруг гигантского орудия, верховодил подвижный толстячок-нидербуржец с красным испитым лицом, обладавший, однако, славой лучшего пушечного мастера и опытнейшего бомбардира. Прозвище он носил соответствующее — Гром. Правда, его истошные и отнюдь не громоподобные вопли, непрерывно звеневшие в воздухе, скорее уж смахивали на злой бабий визг. Но зато визжал на своих подчиненных тонкоголосый Гром добросовестно и самозабвенно. И худо-бедно, с частыми остановками «Кунигунда» все же тащилась наверх.
Но до чего же медленно поднимался обоз!
Дипольд нервничал, то и дело поглядывая на вражескую крепость. Будь он на месте осажденных — давно бы предпринял стремительный конный рейд. Попытался бы прорваться через недоделанные еще укрепления, выбить ландскнехтов и стрелков с занятых позиций, разогнать обозную охрану, добраться до вражеских орудий. Взорвать пушки, заклепать, спихнуть с повозок, изрубить бомбардиров и орудийную прислугу, перебить тягловую скотину…
Однако подозрительно беспечные оберландцы бездействовали. Странно, очень странно… На виду у змеиного графа вовсю ведутся осадные работы, а он не проявляет ни малейших признаков беспокойства. Непонятно. Непривычно. Не похоже ни на одну из осад, в которых довелось принимать участие Дипольду. И оттого — тревожно.
Бойницы внутренних замковых башен, как и прежде, курились разноцветными колдовскими дымками: видимо, Лебиус не счел нужным прекращать свои чудовищные опыты даже сейчас. На внешних стенах наблюдалось, правда, движение — но вялое, несуетливое.
