— И что, княже?
— Глаза открыты, и уши слышат. Первое дело сделано, первый вызов брошен. Кость ложится к Кости. — Угрим говорил непонятное, он будто произносил заклинание.
— Что? — снова спросил Тимофей. — О чем ты, княже?
— Наступают времена, особые времена, — слабо улыбнулся ему князь-волхв. — Времена великих дел, творя которые трудно обойтись без верных помощников. Помощников мудрых, смелых, толковых и знающих, ибо от того, кто НЕ ЗНАЕТ, мало проку. Готов ли ты получить знание и запереть его в себе? Готов ли ты, обретя знание, продолжить службу? Готов ли служить мне и только мне, Тимофей? Что скажет твое сердце?
Угрим вновь пристально, не отрываясь, смотрел на него.
— Да, готов, — горячо заверил Тимофей. — Я был верен тебе до сего дня и буду верно служить впредь.
— Служить МНЕ? — зачем-то снова уточнил Угрим. Уточнил и выделил. — Служить всегда и во всем? Служить, невзирая ни на что? Служить, не препятствуя и не причиняя мне вреда? Подумай, прежде чем дать ответ. Сказанное сейчас свяжет тебя сильнее, чем все прежние клятвы. Сейчас ты либо переступишь порог сокрытого знания, либо останешься в счастливом неведении.
— Да, служить тебе, — кивнул Тимофей. — Всегда. Во всем. Ни на что невзирая. Не препятствуя и не причиняя тебе вреда. Даю в том слово.
— Ты уверен?
— Да, — без тени сомнения отозвался он. — Когда уже коснулся тайны, неведение не бывает счастливым. Оно приносит лишь беспокойство.
— Что ж, Тимофей, ты трижды сказал «да», — удовлетворенно кивнул князь. — Ты сделал свой выбор.
— И ты объяснишь, что есть Черная Кость? Кому она понадобилась и зачем? И что вообще происходит?
— То же, что происходило в этом мире всегда, — пожал плечами Угрим. — Кто-то жаждет большей силы и власти, чем имеет. И настает… нет, уже настало время великих сражений. Время войн правителей и чародеев, витязей и магов.
Время войн? Подумаешь! Эка невидаль!
— Войны вечны, — заметил Тимофей. — Как и сами люди.
— Войны много старше людей, — возразил Угрим. — Но истинные войны за истинное могущество случаются в этом мире крайне редко. Они долго готовятся и еще дольше длятся. Именно такая война началась в тот момент, когда ты с чужой добычей, вырванной чужаком из чужих рук, вступил на чужую Тропу, пронзающую пространство и скрадывающую расстояния. А взлом Темной Тропы стал объявлением войны. Теперь знающие — знают. И пути назад теперь нет. Ибо похищена Черная Кость.
— Чья это Кость, княже?!
— Это Кощеева кость, Тимофей.
— Кощеева? — Брови Тимофея поползли вверх. — Старые сказы говорят…
— Не слушай сказы, — отмахнулся Угрим. — Меня слушай. Сказы, легенды и былички лгут. Я скажу правду. Особую, волховскую, неведомую прочим.
Князь-волхв говорил. Тимофей слушал…
* * *
— В забытые стародавние времена, когда горы еще стлались равнинами, а морское дно высилось горами, когда колдовская сила царила всюду и ее было больше, чем живительных соков в весеннем лесу, шесть чародеев из разных концов земли возжелали обрести особое могущество, которым их не мог одарить этот мир.
Речь Угрима текла спокойно и неспешно. Прикрыв веки, князь-волхв говорил подобно сказителю, вещающему былину. Только сказов таких Тимофею прежде слышать не приходилось.
— Не довольствуясь покоренными силами Яви и вопреки установленным порядкам Прави, шестеро обратились к сокрытым навьим силам. Выбрав место наибольшего средоточия колдовских токов, неразумные кудесники выстроили из своих тел магический шестиугольник. Совместными усилиями они провели Обряд, Вскрывающий Запечатанное.
Взбудораженное воображение услужливо рисовало картину, описываемую недостаточно выразительными словами. Образы, возникающие в голове, дополняли недосказанное Угримом. Тимофей видел отражение былого в темных очах горбатого князя-волхва. И видел, и слышал. Как шесть человеческих фигур, окутанных колдовским сиянием, стоят, вскинув руки, на равном удалении друг от друга. Как под монотонный речитатив заклинаний в воздухе начинает гудеть и вибрировать что-то еще. Как нарастает и силится иной, чужой и чуждый звук. Как трясется земля, как яростный вихрь рвет одеяния шестерых. И как между чародеями, упершимися ногами в содрогающуюся твердь, открывается… разверзается…
— Они получили, что хотели, — рассказывал Угрим. — Из нижнего пекельного царства Навь выплеснула вызываемую Силу, но вместе с ней в Явь вступил и ее носитель, который сам давно рвался за навьи границы.
— Кощей? — сорвался с уст Тимофей ненужный вопрос. Ответ на который он уже знал.
— Кощ-щ-щей, — негромко, по-змеиному прошипел князь. — Таково одно из имен навьей твари. О нем известно мало. Но кое-что все же известно. Средоточие его Силы таилось в нем самом — в его бессмертной плоти. И Силы той хватило, чтобы проложить самую первую Темную Тропу. Кощеева Тропа шла в обход Алатырь-камня, привалившего вход в пекельное царство, и мимо Калинова моста через Смородину-реку, что отделяет навьи чертоги от Яви. Тропа дотянулась до центра чародейского шестиугольника, смешав Навь с Явью, порушив незыблемую Правь.
Открылось… Разверзлось… У Тимофея аж дух перехватило, когда он попытался представить, каково это… каково было… каково могло быть!
Угрим продолжал:
— Наверное, сами по себе ни Обряд шестерых, ни Кощеева Тропа не смогли бы сотворить такое. Но колдовская мощь неосторожных кудесников и сила Кощея устремились навстречу друг другу. Потому лишь Кощей сумел подняться из мертвой Нави в светлую Явь.
— И? — затаив дыхание, с трудом вымолвил Тимофей. — И что? Что было после?
Перед его внутренним взором пылало темное пламя. Пламя, вырвавшееся из земли, фонтаном ударившее в небо, разметавшее магический шестиугольник, смахнувшее могущественных чаротворцев древности, словно былинки. Вмиг лишившее чувств всех шестерых. Поглотившее, подмявшее под себя их хваленую мощь и неразумную силу. Именно так Тимофей представлял себе пришествие Кощея. И ничего иного не мог рассмотреть сквозь сплошную бушующую тьму. Ибо простому смертному не дано даже вообразить, как Навь мешается с Явью.
— Он стал властителем этого мира, — глухо донесся до Тимофея голос Угрима. — Кощей Черный, Кощей Страшный, Кощей Всевеликий, Кощей Неупокоенный, Кощей Неуязвимый, Кощей Непобедимый, Кощей Несокрушимый, Кощей-Губитель… Его власть и его жестокость были безграничны, как бесконечна была его жизнь. В те несчастные времена люди, бывшие игрушками в руках Кощея, прозывали его Чернобогом. Но он не был богом — ни белым, ни черным, хотя постоянно требовал жертвенной крови. Кощей был просто бессмертным созданием, несущим смерть и ею же живущим.
«Ничего ж себе „просто“!» — пронеслось в голове Тимофея.
— С покоренных народов он брал дань человеческими жизнями, а противившихся его воле истреблял под корень, ибо от Кощеева гнева не укрывали ни неприступные крепости, ни непроходимые леса, ни топкие болота. Темными Тропами он проходил всюду и проникал везде. Он не щадил никого, и только шестеро, открывшие ему путь, вместо искомой власти обрели его милость. Шестеро вынуждены были служить Кощею, оберегая свои жизни. Все прочие мерли как мухи.
