Тимофей мысленно прикинул размер и вес самоцветного трона, сросшегося с Кощеевыми останками. Понятно, почему здесь… Не очень-то и потаскаешь за собой такой магический артефакт.
— Ну что, налюбовался? — спросил Угрим.
— Да уж, княже…
* * *
Они поднялись из тронного зала. Князь задвинул вход плитой. Угрим так и оставил яйцо с Кощеевой десницей на каменном люке. Из ниши князь вышел вслед за Тимофеем, вновь пробормотал неведомое колдовское слово и повел рукой по воздуху.
Ниши не стало. С сухим треском и слабым шорохом осыпающихся земляных ручейков сверху опустился каменный полог. Сплошная кладка, которой не было прежде, заслонила и Черную Кость, и вход в Кощеевы чертоги. Надежно заслонила… Что-то подсказывало Тимофею: такую стену не взять ни зубилом, ни огнем, ни водой, ни тараном. Сильным колдовством только.
— Ну что, пора выбираться наверх? — рассеянно сказал Угрим, задумавшийся о чем-то своем. — Что хотел, ты узнал. И даже более того. Здесь нам делать нечего. Вот разве что прибраться немного…
Угрим бросил взгляд на Тимофеева гнедка. Двинул ладонью, шевельнул губами. Неподвижная конская туша с переломанными ногами и свернутой шеей начала погружаться в пол. Мертвый конь под седлом и в полной сбруе уходил в плотную, как камень, землю, словно в зыбучий песок.
И — ушел, и — сгинул. Будто не было его тут.
— Куда это ты его, княже? — хмуро спросил Тимофей. — В Кощеев зал?
— Нет, Тимофей, нет. Туда так просто не спуститься. Туда ведет лишь один ход, и ты его видел.
Угрим повернулся к лошадке Бельгутая. Низкорослая мохнатая кобылка почуяла неладное и тревожно заржала. Попятилась. Провалилась по колено в разверзшуюся под копытами твердь. Дернулась было в сторону — и сразу же увязла по брюхо. Яростно забившись, ушла по грудь. Потом по шею… Последнее отчаянное ржание-вскрик прервалось фырканьем и хрипом: несчастная животина захлебывалась сыпучей землей.
Степную лошадку Угрим схоронил заживо. Быстро, деловито, без всякой жалости.
— Все равно наверх ей с нами не подняться, — пояснил князь-волхв, поймав взгляд Тимофея. — Не протиснется она в подвальных проходах детинца. Да и ни к чему выводить отсюда лошадь. Не нужно, чтобы в Острожце видели татарскую конягу. Мысли всякие возникать начнут, догадки, за ними — слухи пойдут. А слухи, Тимофей, дело такое — за ними не уследишь. Просачиваются слухи-то. И мало ли куда дойдут.
«Так бы сразу и сказал», — угрюмо подумал Тимофей, глядя, как подрагивающий, будто кисель, земляной пол вновь обретает былую твердость.
Угрим широко взмахнул рукой. Разом погасли все факелы, кроме одного — горевшего в княжеской руке.
— Погоди! — Тимофей, спохватившись, оглянулся на Бельгутая. — А он как же?
Ханский посол по-прежнему висел в воздухе с поджатыми ногами и занесенным ножом.
— Ничего с ним не станется, — отмахнулся Угрим. — Я же сказал уже: татарин этот мне нужнее живым. Как понадобится — сниму заклятие. А пока пускай себе висит. Идем.
Князь вышел из подземного зала и повел Тимофея по широкой извилистой галерее с редкими ответвлениями тесных боковых ходов. Шли недолго. Угрим остановился у глухой стены.
— Тупик? — удивился Тимофей.
— Проход, — улыбнулся Угрим. — Только не для всех. Тут особая печать наложена.
Ладонь князя-волхва коснулась мощной кладки. Уста вымолвили тайное слово. И…
И кладки не стало. Растаяла кладка. Там, где только что громоздились массивные, сросшиеся друг с другом глыбы, открылся небольшой темный проем.
— Ты первый, кого я веду этим путем, — как бы между прочим заметил князь.
Тимофей вступил в открывшуюся пустоту молча и не без опаски.
Следом шагнул князь. Еще одно слово, еще движение. Валуны, возникшие из ничего, вновь наглухо замуровали ход. И словно отсекли чары, заставлявшие факел в руке Угрима гореть бездымным ярким пламенем. Огонь зачадил, дыхнул привычной гарью, но в то же время ожил и весело заискрился, словно вырвавшись из опостылевшего полона.
Тимофей огляделся. Он стоял в тесном коридорчике с низким потолком. Это был один из проходов нижних подвальных ярусов, расположенных под детинцем Острожца. Сколько раз доводилось спускаться сюда прежде — в порубы, погреба и кладовые. И мимо стены, за которой укрывался потаенный ход князя, Тимофей проходил неоднократно. Проходил, ни о чем не подозревая.
Из нижних ярусов они поднялись на верхние. Подошли к приоткрытой массивной двери, выводившей из подвалов. Видимо, эхо шагов услышали за дверью. Молодой дружинник в сдвинутом на затылок шишаке и короткой кольчуге выскочил навстречу. Выскочил и остолбенел, ошалело глядя то на князя, то на Тимофея. Рябое лицо под светлыми кудрями вытянулось. Челюсть отвисла. Выпученные глаза, казалось, вот-вот вывалятся под ноги.
— Ти-мо-фей?.. — растерянно пробормотал ратник. — Ты?.. Здесь?..
Парень явно не ожидал увидеть при князе сотника, отправившегося с татарским посольством в латинянские земли.
— Ну я, — нахмурился Тимофей. — Ну и что?
Он признал гридя сразу. Старшая дружина. Ермолай из второго десятка его сотни. Славный рубака, но не из самых смекалистых. Видимо, поставлен князем на страже с той стороны двери. Но зачем тогда сунулся без зова на эту? Почему пост оставил? Для такого должна быть важная причина.
— Княже…
Дружинник кое-как совладал с потрясением, отвел наконец глаза от Тимофея и остановил взгляд на князе. Замялся, отчего-то не решаясь говорить дальше.
— Что стряслось? — нахмурился Угрим.
— Княгиня… — облизнув сухие губы, вымолвил Ермолай.
— Что княгиня?
«Что княгиня?» — насторожился Тимофей.
— Ищет… — хлопал глазами рябой дружинник.
— Меня?
— Да, княже, — торопливо кивнул Ермолай. — Тебя, княже.
— Ну так скажи — пусть обождет в тереме. Скоро к ней поднимусь.
— Так ведь она… — Ратник потупился. — Того… она, княже…
— Ну?! — потребовал Угрим, теряя терпение.
— Она уже…
— Что уже?
— Здесь она уже.
— Как здесь?! — Князь недобро сверкнул очами. — Где здесь?!
— Тут… там то есть…
Дружинник, вжав голову в широченные плечи, кивнул на дверь за своей спиной. Угрим скрежетнул зубами. Волну вскипающего гнева, накатившую от князя, Тимофей ощутил почти физически. Ох, Ермолайке сейчас точно мало не покажется!
— Кто пустил?! — яростно прохрипел князь. — Кто позволил?!
— Так княгиня же, княже… — Перепуганные глаза, блуждающий взгляд, виновато растопыренные ручищи. Ермолай торопливо и сбивчиво оправдывался. — Идет вниз… и все тут… к князю, говорит… и ничего тут… И как остановишь… Ежели сама княгиня-то…
