Тимофей осторожно кивнул. Всякое говорили. Но всякому ли нужно верить?
— То-то же, — неопределенно протянул Угрим. — Кто знает, на что способно ее чародейство…
— А ты, княже? — решился спросить Тимофей. — Ты тоже не знаешь?
Угрим пожал плечами. Хмыкнул.
— Что тебе сказать, Тимофей? Порой кажется, что знаю. Порой — что нет… В полную силу при мне она никогда не колдовала.
Тимофей ощущал нарастающую неловкость и не понимал, к чему клонит князь. А Угрим говорил, не останавливался. И опять неясно — с собой ли говорил князь? С ним ли?
— Арина, может быть, и не столь умела в волховстве, как я, но все же достаточно сильна, чтобы укрыть от меня свои помыслы. Ставить крепкую колдовскую защиту — в этом княгиня большая мастерица.
Восхищение, но какое-то особенное, взмешанное на тревоге и беспокойстве, а потому малопонятное Тимофею, прозвучало в словах Угрима.
— Разве нельзя заставить ее открыться? — удивленно спросил Тимофей.
Угрим усмехнулся:
— «Заставить» — это слово не для кудесников и ворожей. Чародея, не желающего открывать своих мыслей, не запытать и не запугать, ибо чары способны облегчить любую боль и подавить любой страх. Чары ломаются только чарами.
Тимофей смутился:
— Вообще-то я не то совсем хотел сказать. Я не про пытки и не про страх. Если просто спросить княгиню напрямую, а, княже? О том, что она скрывает. Если вообще скрывает.
— Просто спросить? — снисходительно улыбнулся Угрим.
— Ну… Обычно люди так и поступают, — пожал плечами Тимофей.
— Обычные люди — да. И обычные люди обманываются. Обычно… С волхвами такое происходит редко. Именно потому, что волхвы не доверяют словам. Разве можно знать наверняка, что тебе откроет правду тот, чью суть ты не можешь познать без слов?
Тимофей задумался.
— Выходит, ты не веришь собственной супруге, княже?
— Не доверяю, скажем так. Не во всем доверяю. Впрочем, это взаимно. Полагаю, и она ко мне относится так же. Раз упорно скрывает свои мысли за чародейским щитом.
— Прости, княже, но зачем же тогда вообще…
Тимофей, спохватившись, прикусил язык, с которого едва не слетело лишнее. Лишнее даже для такой неожиданно доверительной беседы. Или все-таки слетело? Или он брякнул уже — лишнее и непозволительное?
— Зачем мы с ней? — криво улыбнулся Угрим. — Почему она все еще здесь? Для чего я держу ее при себе?
Тимофей молча смотрел на князя. Князь в упор — на него.
* * *
— Когда латиняне вторглись в Никею и Арина прибыла сюда в поисках убежища, она была готова на все, — вновь заговорил Угрим после небольшой паузы. — Даже на замужество с горбатым стариком-волхвом.
— Княже!
— Не перебивай, Тимофей, — сурово двинул бровью князь. — Слушай. Раз уж мы с тобой затеяли этот разговор — слушай.
Тимофей слушал. Хотя странный разговор затевал вовсе не он. Князь его затевал. Зачем-то…
— Арина казалась мне всего лишь перепуганной и жалкой беглянкой, чудом вырвавшейся из латинянских лап, царевной, лишившейся царства, изгоем без родины, бесприютной ворожеей. И я полагал, что она может оказаться полезной.
— Чем, княже? — вновь вырвалось у Тимофея. — Своим заморским волховством?
Угрим качнул головой.
— Не только… не столько им. Скорее своими знаниями, коих мне недоставало.
— Знаниями?
Тимофей недоверчиво наморщил лоб. До сих пор Угрим казался ему всеведущим волхвом. И представлялось отчего-то, что так было всегда. Неужели молодая гречанка могла знать что-либо, чего не знал ищерский князь?
— Арине многое известно о Кощеевой Кости, — пояснил Угрим. — Слишком многое. Быть может, больше, чем мне.
— Но откуда?! — изумился Тимофей.
— Незадолго до захвата крестоносцами византийских земель в Никею была переправлена часть цареградской библиотеки. — Угрим начал издалека. — Небольшая, но самая древняя и самая ценная ее часть. Та часть, к которой имели доступ лишь басилевсы, члены их семей и приближенные мудрецы и толкователи. Это особые манускрипты, много веков назад тайком вывезенные из Рима, окруженного варварскими ордами. А ведь в древнюю ромейскую империю попадали тома и свитки со всего света. Мудрость и знания прошлого собирались там по крупинкам и позднее, уже в Царьграде, многократно переводились и переписывались. Так появлялись особые греческие волховские книги, именуемые «библиа матогика». В некоторых из них упоминались Черные Кости как средоточие магических сил. В некоторых указывалось даже, где эти Кости следует искать. Книги описывали места, в которых сама земля за долгие столетия пропиталась колдовскими токами укрытых в ней Кощеевых останков. Книги рассказывали о великих кудесниках, вершивших волшбу, невозможную без Черной Кости.
— Арина читала эти книги? — спросил Тимофей.
— Не только читала, но и училась по ним. Я думаю, именно заклинания, почерпнутые оттуда, помогают ей сейчас укрывать от меня свои мысли.
— Когда Арина прибыла сюда, при ней не было никакой библиотеки. — Тимофей это хорошо помнил.
— Не было, — вздохнув, подтвердил Угрим.
— И где же тогда цареградские книги?
— Их сожгли во время бегства из Никеи. Сама царевна и сожгла. Память Арины — единственная сохранившаяся «библиа матогика». И эту книгу мне приходится беречь как зеницу ока. Вот только запечатана она такими печатями, взломать которые я пока не в состоянии. Эта книга открывается лишь тогда, когда захочет сама.
— А что, все-таки открывается? — осторожно поинтересовался Тимофей.
— Случается, — задумчиво произнес Угрим. — От Арины я узнал, что Кощееву десницу прятали в своих лесах маги-друиды, поклоняющиеся деревьям. Шотланд — так называются их земли, лежащие на западе, на самом краю света.
— Михель Шотте! — осенило Тимофея. — Он же наверняка оттуда! И выходит, Черная Кость, которой он владел, — тоже?
Князь кивнул:
— Верно. Арина рассказала также, что еще одну Кость нужно искать на восточной окраине мира — за землями, подвластными хану Огадаю.
— Там, откуда пришел колдовской Тропой черный бесермен?
— Видимо, да. Это все, что я смог узнать от Арины. Быть может, она и сама не знает большего. А может быть, знает и утаивает свое знание. Со временем я надеялся выяснить это. Но меня смущает интерес, проявляемый Ариной к подвалам Острожца. Возможно, что из цареградских книг ей стало известно о том, где укрыто Кощеево тулово.
— Но зачем оно Арине?
— Не знаю. Я же сказал, что не могу проникнуть сквозь ее защитную волшбу. Вот что самое скверное.
М-да, дела… Тимофей покачал головой, пытаясь в полной мере осознать услышанное.
