— Огадай готов к переговорам, — удовлетворенно кивнул Угрим. — Дело пошло, и вряд ли теперь Феодорлих пожелает остаться в стороне.
— Князь Угрим Ищерский желает говорить!
Теперь Тимофей кричал только по-немецки. Угрим ждал, обратив взор в сторону латинянского воинства. Огадай приблизился и взмахом руки остановил своих воинов. Хан ждал тоже.
Ага, зашевелился наконец и латинянский строй. Раздались в стороны ряды щитоносцев и копейщиков. Раздвинулись рыцари. На переправу вступала императорская свита. От ярких гербовых одежд зарябило в глазах.
— Ну вот и его величество пожаловал, — усмехнулся Угрим. — Пусть подъедет поближе.
Феодорлих не выехал. Его, скорее, вывезли. Оруженосцы с двух сторон поддерживали императора в седле. Понятное дело: после достопамятных событий на берегу Дуная Феодорлих был еще слишком немощен, чтобы обойтись без посторонней помощи. Даже легкая броня, надетая на него, казалось, вот-вот сомнет могущественного властителя.
Под открытым бацинетом
[11]
виднелось осунувшееся лицо. Бледные впалые щеки, свежие шрамы, черная повязка через левый глаз… Ослабевший император имел мало общего с тем грозным монархом, которого Тимофей знал прежде. Впрочем, властный блеск уцелевшего глаза свидетельствовал о том, что Феодорлих не сломлен окончательно.
— А ведь ему уже лучше, — заметил Угрим. — Видимо, Михель все это время заботился не столько о том, чтобы Феодорлих не погиб от ран, сколько о том, чтобы он не поднялся с постели. Теперь же, когда Михель мертв и чары рассеялись, его величество быстро пойдет на поправку.
Стрелки императора держали на изготовку взведенные арбалеты. В руках рыцарей поблескивала обнаженная сталь. Конные телохранители с большими щитами плотно обступили своего господина. В чем, в чем, а в легкомыслии Феодорлиха, как и Огадая, упрекнуть было нельзя.
Татары и латиняне настороженно наблюдали друг за другом, но с еще большей опаской они поглядывали на Угрима. И на Черные Кости у его ног.
Первым заговорил Феодорлих.
— Вы без свиты, князь? Только с толмачом? — Голос императора был тихим и насмешливым. Это был голос больного человека. Больного, но выздоравливающего. — Не очень-то разумно с вашей стороны появляться здесь без охраны.
Тимофей перевел слова императора. Затем — невозмутимый ответ князя:
— В данный момент я не нуждаюсь в охране, ваше величество.
— В самом деле? — Единственный глаз Феодорлиха сверлил Угрима. — А может быть, у вас просто не осталось воинов?
— У меня есть Черная Кость, — все так же спокойно отвечал князь. Тимофей переводил. — И не одна, прошу заметить.
Угрим кивнул себе под ноги.
— Этого достаточно, чтобы остановить на переправе любого из вас. Остановить или умертвить.
— Тумфи! — С татарской стороны выехал Бельгутай. — Великий хан желает знать, о чем твой коназ говорит с Хейдорхом.
— Князь объясняет, что может дать отпор хоть вам, хоть латинянам и что для этого ему не требуется большая дружина, — ответил Тимофей на языке степняков.
— Правда? — Теперь уже сам Огадай, подъехав ближе, вступил в разговор. Голос хана прозвучал глухо и надменно. — А если стрелы полетят в твоего коназа с обеих сторон? Если мои нукеры и его воины, — хан кивнул на императора, — атакуют вас вместе?
Тимофей перевел слова Огадая. Спросил, не удержавшись:
— Княже, такое возможно? Чтобы они — вместе?
Угрим ответил. Сначала — ему:
— Едва ли они на это решатся. Друг другу хан и император доверяют сейчас не больше, чем мне. К тому же они не знают, на что способен чародей, у которого имеется не одна Кость, а больше. Я бы на их месте поостерегся нападать. Или сделал бы это сразу, не вступая в переговоры.
Затем князь заговорил, обращаясь к хану.
— Возможно, у меня и не хватит сил, чтобы противостоять двум вашим армиям сразу, — переводил Тимофей слова князя. — Но уж вас двоих уничтожить я всегда успею.
Теперь заволновался Феодорлих.
— Князь, я не понимаю, что вы обсуждаете с ханом, — заметил император. — Это не очень вежливо и это небезопасно.
Угрим, выслушав перевод, усмехнулся.
— Теперь ты видишь, Тимофей, что союз между Феодорлихом и Огадаем невозможен, — негромко произнес князь. — Если их не объединит кто-то третий…
Слова были сказаны, но губы Угрима продолжали шевелиться, будто он все еще обращался к толмачу. Заклинание! — вдруг понял Тимофей. Ищерский волхв творил волшбу. Латиняне и татары поняли это мгновением позже, когда…
Молниеносное движение. Взмах княжеских дланей.
Руки Угрима стремительно вычертили в воздухе две короткие извилистые черты. Темно-синие росчерки волховского знака вспыхнули прежде, чем телохранители императора и хана успели среагировать. То есть они-то, конечно, среагировали.
Но это уже не имело значения.
Из взрезанной ткани пространства ударил сноп синих искр. Под искры попали четверо. Феодорлих и Огадай, Угрим и Тимофей.
* * *
Запоздало щелкнули спусковые механизмы арбалетов. Зазвенели тетивы тугих татарских луков. Нукеры и рыцари атаковали с двух сторон сразу.
Что произошло дальше, понять было трудно. Мир вокруг замер. Весь мир. Уснул. Умер. Оборвались крики, смолкли звуки.
Десятки выпущенных стрел и болтов зависли в воздухе. Стальные жала не достали до Угрима и Тимофея каких-то двух-трех локтей.
Стрелы, люди и кони — все остановилось в незавершенном движении.
Тимофей ошалело вертел головой. Он видел горящие злобой глаза, раззявленные рты, искаженные лица, разрываемые удилами лошадиные пасти. Шпоры, до упора вошедшие в конские бока. Поднятые над головами клинки и опущенные копья. Застывшие стяги, бунчуки, плащи, плюмажи…
Две рати неподвижно стояли по берегам реки. Две свиты, ринувшиеся в бой, тоже были остановлены магией Угрима. Оруженосцы, удерживавшие немощного императора в седле, обратились в окаменевшие подпорки. Замер Бельгутай с занесенной саблей. Вздернутая на дыбы лошадь нойона так и осталась стоять на задних ногах.
Под действие чар не попали лишь те, кого окатило синими искрами.
— Не нужно волноваться, — успокоил князь. — Это не боевая магия. Пока — не она.
Император и хан переглянулись.
Тимофей постарался взять себя в руки и вознамерился перевести слова князя, но…
— Урус, ты говоришь то, что я слышу?! — Огадай недоверчиво смотрел на Угрима. — Или это часть твоего колдовства?
— Конечно же, это колдовство, — хмыкнул Угрим. — Но именно благодаря ему ты понимаешь мои слова, а я — твои.
