— Ну-с, Петр Исаакович, это как раз случай применения оружия, которого воякам, к счастью, не дали. А про атомное-то слыхали?
— Немного… — Чтобы ответить, Пете пришлось чуть покашлять, прочистить сдавленное горло.
— И что слыхали?
— Про Лео Сцилларда… Он взял патент на ядерную бомбу совсем недавно…
— Если быть точным, Лео Сциллард взял патент в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Но Эрнест Резерфорд научился расщеплять атом в тысяча девятьсот одиннадцатом. Сделать бомбу можно было уже к мировой войне… Последствия улавливаете?
— Я понимаю, о чем вы… Но ведь немцев надо было победить!
Петя поймал себя на том, что готов молитвенно сложить руки, умоляя Бадмаева признать: ну необходимо ведь было!
— А немцы полагали, что необходимо победить Российскую империю и англичан, — пожал плечами Бадмаев. — Чем вы их лучше? Но можете радоваться — если бы Резерфорд не скрыл бы свое открытие и не сбежал к нам, атомная бомба сначала появилась бы именно в Британии. Ее использовали бы именно для того, чтобы победить немцев.
Бадмаев опять махнул рукой. На этот раз город на экране появился совершенно незнакомый, видный с высоты летящего аэроплана — метров семьсот. И видно было чуть со стороны.
— Гамбург… Тыща девятьсот семнадцатый… — прокомментировал Бадмаев. — Почему семнадцатый — понимаю, а вот почему именно Гамбург?! А! Это потому, что близко к границе. Иначе самолеты могут и перехватить.
Пока он говорил, самолеты над городом начали подниматься.
— Отбомбились…
Вдруг что-то произошло. Петя не мог поверить своим глазам: город исчез. Это было невероятно, но здания не были даже взорваны: они оказались мгновенно сметены какой-то чудовищной силой. Их сбросило, как мог бы сквозняк сбросить со стола несколько картонных муляжей. Местами развалины начали охватывать пожары, а над гибнущим городом начал возникать словно бы сверкающий столб чудовищного размера. Этот столб издавал глухой зловещий рокот, — такой гул производит иногда грозовая туча, но во много раз тише. От столба летели во все стороны какие-то нелепые обломки; столб неудержимо, мрачно рос и на колоссальной высоте начал вдруг еще и клубиться, расширяться, образуя такое же зловещее, пугающе громадное подобие огненного гриба.
Гриб качался, клубился, в нем шли какие-то превращения, а Гамбург охватывали пожары — словно бы этот нечеловеческий гул сам собой раздувал лютое пламя.
— Ну-ка, ну-ка… — Бадмаев делал что-то руками, город приблизился.
Стало видно, как мимо развалин бежит к Рейну толпа. Среди бегущих, топчущихся, ломящихся к воде Петя видел человека, одна половина лица которого сгорела до костей, а другая осталась почти целой. Женщина в обгорелых обрывках платья пыталась напоить почти сгоревший скелетик на руках. Какие-то похожие друг на друга — видимо, папа и сын — пытались снять друг с друга спекшуюся, приварившуюся к телу одежду. Но почему-то особенно врезался в память мальчик лет двенадцати. Этот мальчик потерянно стоял, а с его руки от плеча до пальцев спекшейся коркой отваливалась коричневая кожа: как на запеченной свинине.
— Посмотрим еще эпицентр…
В «эпицентре» было пусто и тихо, пожары шелестели в стороне, рев и крик прорывались приглушенно. Петя видел прямо на улицах несколько обгорелых скелетов. На самых дальних еще оставались остатки мягких тканей, у лежащих ближе к центру и кости все сильнее обгорали. Пошли уродливые темные пятна неправильной формы: прямо на булыжнике мостовой, как отпечатки скелетов. Появились пятна без костей. О происхождении пятен как-то не хотелось догадываться, а Бадмаев бодро рассказывал, что вот, невероятная температура создала такой интересный эффект: тени мгновенно сгоревших, испарившихся людей.
— И сколько людей тогда погибло бы? Ага… Сразу тысяч шестьдесят покойников и еще в два раза больше раненых. Еще потом начнется радиация, умрут в общей сложности тысяч двести человек. Вот они, Петр Исаакович, прямые результаты. Если бы у правителей были бы мощные отравляющие вещества и ядерное оружие — они бы их непременно велели применять. Что получилось бы — вы только что видели. Это при том, что атомная энергия может использоваться в мирных целях! Вот у нас есть атомный реактор… Его могли построить в Англии уже двадцать лет назад. Могли построить и в России, помешала только революция.
— Никогда не слышал об этом…
— Неудивительно… А вы слышали, что в Российской империи строили специальный самолет, который мог бы нести колоссальную бомбу?
— Я слышал про самолет «Илья Муромец»…
— Что же вы слышали?
— Отец рассказывал, это был самый большой самолет Первой мировой войны. Его построили в авиационном отделе Русско-Балтийского завода. На «Илье Муромце» поставили несколько рекордов грузоподъемности, числа пассажиров, времени и максимальной высоты полета.
— Верно. Но вы вряд ли знаете, что руководил работами великий ученый Игорь Иванович Сикорский.
— Отец говорил… Эмигрант?
— Да, Сикорский уехал в Североамериканские Соединенные Штаты.
Вот он и строил. «Илья Муромец» мог нести бомбу в четыреста килограммов. А уже в семнадцатом году Сикорскому было задание — создать самолет еще больший, чтобы нести бомбу весом до тонны. Понимаете, что это за бомба?
Петя невольно сглотнул горькую слюну.
— Вы никогда не слыхали про Радиевый институт?
— Конечно, слышал… Он расположен у нас, в Ленинграде, на Петроградской стороне… его возглавляет академик Владимир Иванович Вернадский.
— Именно… Причем Вернадские же уже уехали: в двадцать четвертом году в Париже Владимир Вернадский вел семинары, когда ему сделали некое предложение из эсэсэсэр… Такое предложение, что Вернадский вернулся в Москву. Его сын поехал в Соединенные Штаты, больше отец и сын уже никогда не встречались. А старший Вернадский возглавил Радиевый институт и начал второй раз готовить атомную бомбу. Знаете, почему он ее до сих пор не изготовил?
Петя всем лицом изобразил крайнюю степень внимания.
— А потому, — мягко добивал его Бадмаев, — что мы ему этого не позволили. Наш атомный реактор здесь, в Крепости, — он у нас от Резерфорда. Вернадскому мы не позволили дать атомную бомбу его правительству: страшно подумать, на что ее могли бы применить. Мы два раза расстраивали его работу и похищали чертежи… Иначе атомная бомба у Сталина уже была бы.
Вот и судите! Атомная энергия может обернуться светом и теплом, движением громадных масс камня. А может… тем, что вы видели. Может, все-таки к лучшему, что Резерфорд убежал, а Вернадский немного не успел?
— Да что вы ко мне прицепились?! — раздосадованно, почти болезненно вскрикнул Петя. — Я солдат своего Отечества, поймите это!
— Даже это утверждение нуждается в уточнений: какое именно отечество вы изволили иметь в виду: Россию или эсэсэсэр?
Но не буду мучить вас — вы не готовы, вы почти больны от увиденного. Ограничусь констатацией факта: если бы у правительств были ВСЕ результаты научных открытий, мировая война оказалась бы совсем другой… И как вы видели, намного более ужасной. Так что, пожалуй, это все-таки к лучшему, что Лебедев и Резерфорд свои открытия утаили. И что Вернадский попросту не успел создать атомную бомбу: в России началась революция.
