Все чуть не кончилось в тот момент, когда пальцы Жаннеты легли на член Пети. Быстро, ловко девушка помогла ему найти все, что необходимо, сама двинула тазом вперед, с тихим стоном. Руки Жаннеты словно порхали по его телу, губы познавали Петино лицо, шею, плечи. Только вздохи и тихие стоны прерывали работу ее губ.
Вот ладонь легла на ягодицы, уверенно их раздвинула, палец мягко вошел сзади… Петя едва сдержал крик: он словно весь превратился в напряженную струю, ударившую внутрь Жаннеты. В Пете словно бы происходили беззвучные, мягкие взрывы, один за другим. Тело опустошалось в судорогах, от которых темнело в глазах. Беззвучно рыча, он прижимал девушку к кровати, сетка жалобно пела под ними. Жаннета крупно дрожала, что-то возбужденно бормоча.
Петя не стал выходить из нее, расслабленно повернулся на бок, увлекая подругу за собой. Так они лежали – расслабленные, устало-счастливые. Каким-то звериным чутьем Петя почувствовал: девушка улыбается. Она приникла к Пете, что-то жарко шепча ему в ухо.
Сейчас, остановившись, Петя вдруг вспомнил и заулыбался: еще мальчиком, лет в четырнадцать, он считал совершенно невероятным одно из описаний Александра Дюма – где Д`Артаньян проводит с Миледи ночь за ночью, а она и понятия не имеет, что это – не ее возлюбленный, что это совершенно другой человек.
Но в комнате было ТАК темно, что Петя и впрямь не видел даже очертаний лица – почти вплотную с его собственным лицом. Правда, хоть сравнивать Пете было не с кем, но он был совершенно уверен – спутать с кем-то Жаннету он не смог бы… и поведение, и запах девушки совсем особенные… наверное, у всех особенные, критично подумалось Пете.
Петя стал ласкать подругу; напряженное возбуждение спало, бешеная страсть сама собой перешла в тихую нежность. Молодые люди лежали, целуя и гладя друг друга. Петя трогал, прижимал, гладил плечи, шею, грудь, завитки волос на затылке и висках. Когда пальцы коснулись улыбчивых губ, Жаннета схватила палец, втянула в себя, стала сосать, как младенец.
А ведь пора… Оказалось, память о лежащих на столе документах вовсе никуда не ушла из мозга Пети. Не успев разрядиться, Петя почувствовал: его тянет в кабинет с такой же силой, как только что тянуло сюда.
Парень начал вставать. Жаннета напряглась, пыталась притянуть его к себе.
– Нет-нет, – забормотал ей в ухо Петя. – Нет, мне пора… надо работать…
В кромешной темноте Петя даже не мог показать жестами, как он будет читать. Жаннета замотала головой, душистый вихрь ее волос заставлял кружиться голову. А Петя тоже замотал головой, потянул за собой девушку. Теперь Жаннета опять сидела на кровати. В кромешной тьме ее руки двигались по телу Пети… Парню показалось, они стали двигаться как-то недоумевающе.
Быстро одевшись, Петя потащил девушку за собой: должен же он был объяснить ей, для чего приходится ее оставить?!
После кромешной темноты комнаты даже в коридоре казалось светло: из кабинета сочился слабый отсвет лампы. Жаннета вдруг вырвалась, убежала. Петя шагнул обратно в комнату, и напрасно: Жаннета просто надела платье. Увлекая за собой подругу, Петя вошел в кабинет. Вальтер даже не поднял головы, только помахал Пете рукой. При виде Жаннеты глаза у него весело округлились.
– Вальтер… Ты не мог бы ей перевести, что мне необходимо работать?
Вальтер усмехался, переводя. Жаннета ответила целой серией певучих французских фраз. Девушка вдруг крепко обняла Петю, поцеловала в губы, убежала, что-то бросив на прощание.
– Я ей сказал, что твоя работа необходима для спасения человечества.
И ухмылялся, откровенно недоговаривал друг.
– Не томи… что она сказала убегая?
– Сказала, что в эсэсэсэр зря не учат иностранные языки.
Петя ответил каскадом китайских проклятий и тибетских ругательств. Вальтер усмехался с довольным видом.
– Так что же она сказала, убегая?
– Ты уверен, что хочешь это знать?
По лицу Вальтера растеклось такое сочувствие, такая святость, что Петя только заскрипел зубами.
– Ты можешь просто перевести, и все?!
– Учи французский, Петер, лучше будет. А сказала она, что когда кончишь работу, приходи к ней.
И мгновенно посерьезнел, напрягся Вальтер:
– А пока бери папочку, Петер, тут есть перевод на русский. Но сразу скажу: дела очень плохи. Дела намного хуже, чем я думал.
Петя устроился в кресле, вынул первый листок из папки… Давешний рыжий кот Норманн спрыгнул с другого кресла, внимательно его обнюхал, вернулся на кресло. Там он и лежал все время: то спал, то обзирал кабинет янтарными умными глазами.
Черный Ромей так и лежал на стеллаже, словно охранял библиотеку.
Пете подумалось: коты охраняют тех, кого хозяин впустил в кабинет.
Местами фразы перевода выглядели коряво, невпопад стояли склонения и падежи: переводил или эмигрант, начавший забывать родной язык, или француз, блестяще владеющий русским. Но в целом текст был вполне понятным.
А дела и правда оказывались намного хуже, чем это можно было ожидать. Удивительно скверные дела…
Если верить документам, все началось еще во время Первого крестового похода, в далеком тысяча девяносто девятом году. В этом году крестоносцы захватили Иерусалим. Они избрали королем Иерусалима герцога, которого Петя привык называть Готфридом Бульонским. Французы называли его Гоффруа де Бульон, и Петя невольно заинтересовался – не по имени ли этого города называют мясной отвар для приготовления супов.
– Я не буду короноваться королевской короной в городе, где Христа короновали терновым венцом! – сказал Гоффруа. Вместо королевского титула он принял титул барона и «Защитника Гроба Господня».
Готфрид Бульонский взял себе герб, в котором были нарушены все законы геральдики. Нельзя в гербе накладывать металл на металл и эмаль на эмаль! А в этом гербе золотой крест с Т-образными окончаниями ветвей, окруженный четырьмя меньшими крестами, изображался на серебряном поле. Официально сообщили, что Иерусалимский крест стал способом отметить заслуги Гоффруа де Бульон в организации Крестового похода.
На Сионской горе Гоффруа велел построить аббатство Богоматери Сионской горы. Монахи-августинцы помогали Гоффруа советами. Они же основали свое общество Сионских Братьев, Приорат Сиона, и целью этого общества было не что иное, как мировое господство. Причем внешне все выглядело пристойно: Приорат Сиона хотел возвести на престол законного короля, происходящего… от Иисуса Христа.
Вот и еще документ… автор текста не согласен со своими информаторами, оценки его ироничны… Но повествует документ о том, что некоторые считают: описанная в Евангелиях свадьба в Кане Галилейской – это свадьба самого Иисуса Христа и Марии Магдалины. Ведь во время этой свадьбы Иисусу не раз напоминали: гостям не хватает вина! Если Иисус был одним из гостей (пусть даже очень почтенным гостем) – то почему ему вообще задают вопросы о вине?! Это вопрос к хозяину, к жениху…
