С коммунистами проще всего – в их подполье всегда кишмя кишат двойные агенты. Не успели появиться люди, натравившие их боевиков на вас – мы знали об этом. И знаете, что сказали про вас коммунистам?
Профессор «загадочно» ухмылялся.
– Что же?
– Что вы – посланники Сталина, у вас якобы тайная миссия уничтожить троцкистов и подчинить Москве всех коммунистов Франции. То-то они и взъерепенились…
– А боевики Приората?
– С ними серьезнее… – Профессор и правда посерьезнел. – У нас с ними негласный договор – друг друга не трогаем. Но тут пришлось этот договор нарушить… Франсуа если наносит удар – это серьезно. Думаю, они не оправятся несколько дней, и вы успеете спокойно… переместиться. Вы ведь сегодня в ночь нас покида– ете?
– Да… Но, думаю, мы еще вернемся – центр Приората именно здесь.
– Это верно! – энергично кивнул Профессор, рассыпая гриву по плечам. – Но у вас своя миссия… Мы прикрываем вас, чтобы вы могли ее исполнить.
– Если мы и сместим правительства двух великих держав… Даже трех. Даже тогда Приорат не даст нам ничего менять. Даже если Европа к востоку от Рейна начнет меняться – тут, во Франции, останется страшное гнездо. Его необходимо раздавить.
Профессор положил серебряную ложку с монограммой, которой кушал яйцо всмятку.
– Серьезные планы… Сказать, что я им сочувствую – не сказать решительно ничего. Скинуть со своей лошади второго всадника – это розовая мечта всех тамплиеров со времен еще Пьера де Болонья. Вы, наверное, уже догадались, что и на процессе тамплиеров без Приората не обошлось?
– Петя даже предположил, что членом Приората был сам папа… Или имел к Приорату Сиона отношение… – с удовольствием «наябедничал» Вальтер. Вид у него был неуверенный – ему явно очень не хотелось, чтобы папа римский имел отношение к «Нотр-Дам-де-Сион»; он боялся, что папа все-таки замешан.
– Кое-кто из кардиналов имел к Приорату самое прямое отношение… И ближайший сподвижник короля Филиппа Красивого, некий Гийом Ногарэ – тоже имел. И другой Гийом – духовник короля, Гийом Парижский…
Между нами, тамплиерами, и Приоратом уже не только политическая вражда – это война по законам кровной мести, она тянется несколько веков. Таковы тайные общества, господа. Если кто-то поможет нам завершить эту войну…
Голос Профессора прервался. Опустив голову, он опять мотал полуседой гривой.
– Мир для вас станет иным… – задумчиво проронил Вальтер.
– Он действительно станет иным, причем вовсе не только для нас, – серьезно ответил Профессор.
Опять Жаннета разносила еду и опять прикасалась к Пете, когда ставила блюда. Только теперь она еще и улыбалась Пете всякий раз, когда ловила на себе его взгляд. У Пети екало сердце от ее удовлетворенной улыбки и сразу же становилось неловко, словно они делали что-то нехорошее.
– До обеда вы поработайте еще… Хотите совет? Сегодня на свои встречи поезжайте на автомобиле.
Петя кивнул, соглашаясь с логикой Профессора. После завтрака Петя через Вальтера попросил Жаннету прийти в кафе «Арлекин». Девушка слушала, изящно уперевшись правой рукой в бедро, а левой взявшись за правую. Она легко ответила, что рабочий день у нее кончается в четыре часа, после этого она охотно придет. Мимо проплывал второй пожилой слуга с подносами. Пете показалось, что он затаенно улыбается. Парень с досадой подумал, что уже весь свет в курсе их отношений.
Человек Франсуа Селье подогнал машину к самому подъезду: шагнул, и – в машине. А пока шагаешь, охранник прикрывает собой садящегося и смотрит на окна, на подъезды дома напротив. Пете предосторожности показались чрезмерными… Хотя как знать? До стрельбы-то уже доходило, пусть и без них…
Возле кафе «У веселого негра» машину поставили на другой стороне площади, шофер и охранник курили, вяло оглядывая прохожих. В самом кафе двое мужчин окинули парней профессионально-хмурыми взглядами. Были они жилисты и бородаты, с шейными платками и в бархатных пиджаках. И все же что-то даже помимо нехороших взглядов сразу подсказывало – это не просто мирные «люди искусства». Петя и Вальтер поняли, что они и тут под самой надежной охраной.
А дальше, в уголке, ждал друзей нужный человек: еще молодой, сорока нет, с невыразительным лицом чиновника.
– Вы знаете, что я был ранен в борьбе за советскую власть? Ранен еще во время Гражданской войны? – Так начал разговор личный секретарь Сталина, секретарь Политбюро, редактор «Финансовой газеты», член Высшего совета эсэсэсэр по спорту, Борис Георгиевич Бажанов. Впрочем, должностей в эсэсэсэр было у него еще больше, так просто их все не перечислишь.
– Вы были ранены во время студенческой демонстрации, – уточнил Петя. – Но вот за что выступала демонстрация – это уже вопрос. Случаем, не за украинскую самостийность?
– Ничего-то от вас не спрячешь, – разочарованно усмехнулся Бажанов. – Но я потом вступил в РКП(б)!
– В тыща девятьсот девятнадцатом? Во время наступления Красной Армии на юг?
На лице бывшего секретаря Сталина заиграли желваки.
– Я был искренне предан всем идеалам коммунизма!
– Настолько преданы, что сбежали из эсэсэсэр?
– Я разочаровался…
Произнеся эти слова, Бажанов оживился, даже как бы подпрыгнул. Стало видно, что ему очень дорога мысль: вот, сначала он очаровался, потом разочаровался. Это ведь объясняло и блестящую советскую карьеру, и бегство.
– В чем именно разочаровались, Борис Георгиевич?
– Конечно, в идеалах коммунизма… Коммунистическая система – это беспрерывное разжигание ненависти, это призывание к истреблению целых слоев населения. При ней вся деятельность власти – это борьба с какими-то выдуманными врагами – то с эксплуататорскими классами, то с контрреволюционерами, то с саботажниками. Все неудачи своей нелепой и нечеловеческой системы коммунисты объясняют как происки и сопротивление мнимых врагов. Они неустанно призывают к репрессиям, к истреблению целых классов и целых народов.
(Петя и готов был возразить, да быстро вспомнил обсуждение – надо ли следовать советам Циолковского, – истреблять неисторические народы.)
– Но ведь Сталин изменил коммунистическую систему.
– Он сделал ее еще хуже! – даже подпрыгнул Бажанов. – Он стал еще сильнее подавлять! Подавлять все: мысли, свободы, правду, человеческие чувства. Сталин – это убийства! Это смерть!
– Тогда надо отстранить от власти Сталина. Убрать его – и система станет человечнее.
– Нет-нет… – замотал головой Бажанов. – Нет, отстранить Сталина невозможно.
– Почему? Сталин смертен, как все люди.
– Его почти невозможно убить. А сам он от власти никогда не уйдет.
– Его невозможно подкупить? – «наивно» захлопал глазками Вальтер.
– Чем вы сможете подкупить того, кто во много раз богаче самого богатого американского миллиардера?
