Птунис подплыл и заглянул туда, куда показывал кул, — вниз. Там, внизу, была бездна. И дна её он не видел.
В старых записях говорилось, что после Катастрофы видимость в океане стала гораздо лучше. Птунис не знал, насколько лучше, ведь ему не с чем было сравнивать. Как бы то ни было, это ничем помочь ему не могло, потому что внизу провала, на краю которого они находились, была абсолютная, беспросветная тьма.
Отступать было поздно. Это было глупо и… и неправильно. Единственное, что ему оставалось, — это идти вперёд. Птунис достал один из немногих фонариков, сохранившихся в колонии, которые берегли как зеницу ока, зажёг его и скользнул с края пропасти вниз. Зуб последовал за ним.
Птунис медленно погружался вниз, всё глубже и глубже. Вначале толща воды давила на него, сжимая в тугих объятиях виски, да так, что в глазах появлялись разноцветные круги. Но он терпел, и через некоторое время его отпустило. Так всегда бывало с ним, когда он опускался на большую глубину.
Об этой его особенности не знал никто, даже Седонис. Как никто не знал и предельную возможную глубину его погружения. Даже он сам. Птунис вспомнил, что говорил Заргис о его психических способностях и о вероятной связи этого с давними генетическими экспериментами. Интересно, что бы он сказал, знай он о его физических возможностях.
Но дальше углубляться в эти рассуждения Птунис не стал. Достаточно и того, что эти способности сейчас помогают ему. А остальное неважно.
Зуб говорил ему, что Кен живёт в этом провале, но, насколько глубок сам провал, этого он не знал. Кулам нет нужды так глубоко опускаться вниз. Их пища и их враги живут в верхних слоях океана. Хотя сами они в случае нужды могут опускаться на довольно большую глубину.
«А ты точно знаешь, — спрашивал своего кула Птунис ещё в колонии, — что он живёт именно там, где ты думаешь. Может быть, Кен мистифицирует всех, чтобы никто не знал точного места его обитания».
«Ужасу-Из-Глубин некого бояться, — ответил ему тогда Зуб. — Будь уверен, он живёт там».
Они спускались всё ниже. Фонарь Птуниса выхватывал лишь несколько метров пространства перед ними. В остальных же местах была тьма. Она была непроницаема для его взгляда. Но только для взгляда. Птунис вовремя вспомнил, что, кроме зрения, существуют ещё и другие чувства. Он осторожно послал мозговой импульс, пытаясь хоть что-то нащупать в этой тьме. И чуть не отпрянул. Его мозг сразу же наткнулся на чужой. И излучения этого чужого были отнюдь не доброжелательными.
Птунис просканировал пространство снизу, по сторонам, и даже вверху, и оказалось, что везде были какие-то существа, невидимые ему, но наполненные злобой и думающие о них с Зубом только как о пище. Почему они до сих пор не напали на них, для Птуниса оставалось загадкой.
«Ты чувствуешь их?» — послал он осторожную мысль кулу.
«Да, — коротко ответил тот. И через некоторое время добавил: — Это слуги Ужаса».
Птунис чувствовал, как по его спине ползёт липкий холодок страха. Можно смотреть в глаза смерти, которая в образе гигантского чудовища надвигается на тебя. Но ты видишь её, и это хоть как-то сбивает страх, заставляя тебя искать возможные пути спасения, заставляя защищаться. Но когда ты не видишь ничего вокруг, зная, что тебя окружают кошмарные создания, мечтающие тобой закусить, тут даже самое отважное сердце дрогнёт и забьётся в ускоренном ритме, прогоняя кровь по жилам гораздо быстрее и заставляя плескаться в них адреналин.
«Как бы эти твари не пообедали нами раньше времени! — подумал Птунис. — Тем более, я не знаю, чего вообще от них можно ждать. Надо бы предупредить их хозяина».
Он напрягся и послал вниз чёткую мысль: «Великий Кен! Мы плывём к тебе с важной миссией! Прошу тебя принять нас и выслушать!»
Никакого ответа. Но сдаваться было нельзя. Нельзя было погибать здесь просто так. Ведь это был реальный шанс быстро и без больших потерь победить филий. И Птунис посылал сигнал вниз ещё и ещё. Пока, наконец, в его мозгу не оформилась чужая мысль: «Спускайтесь. Я вас жду».
Птунису сразу стало намного легче дышать. Хотя осторожное прощупывание им мыслей окружающих их тварей не показало ни малейшего изменения в составе их мышления. Они по-прежнему видели в них с Зубом лишь добычу.
Человек и кул продолжали спускаться. Птунис посмотрел на свой гидрометр. Он показывал триста двадцать метров глубины. Птунис лишь покачал головой. Он практически не ощущал давления. Ему даже было интересно, сколько он сможет ещё продержаться.
Спуск продолжался. И тут Птунис заметил внизу какой-то источник света.
«Странно, — отстранённо подумал он. — Откуда здесь свет? Или я сам не заметил, как у меня начались галлюцинации?»
Они медленно приближались к этому свету. Когда Птунис поравнялся с ним, оказалось, что это какая-то большая рыба, вся светящаяся и похожая на толстый бочкообразный кранец.
«Точно галлюцинация! — подумал Птунис, останавливаясь и рассматривая рыбу. — Но до чего же интересно!»
Рыба-светлячок повернулась к нему одним боком, затем другим, явно предоставляя возможность случайным зрителям рассмотреть себя получше.
«Какая тщеславная галлюцинация!» — вяло удивился Птунис.
И тут включился свет.
Конечно, никто на самом деле не мог повернуть под водой рубильник или щёлкнуть выключателем, чтобы разогнать тьму, но ощущение у Птуниса сложилось именно такое.
Свет был не такой яркий, чтобы глаза зажмурились от изобилия бьющей через край энергии, но его было достаточно, чтобы озарить им всё окружающее пространство. И это заставило сердце Птуниса сжаться, а руку непроизвольно схватиться за ружьё.
Везде вокруг него были монстры. Другого слова для окружающих его созданий он подобрать не мог. Слово «чудовища» было бы для них слишком ласковым.
Здесь были гигантские калары и огромные многи. Невероятные рыбы, абсолютно непохожие на сатков или кулов, но по виду не менее опасные. Рыбы были толстые и худые, вытянутые в длину и спрессованные, плоские и зигзагообразные. Но у них у всех были хищные пасти с огромными зубами, и Птунис предпочёл бы схватиться один на один с диким кулом, чем попасться на глаза одной из таких «красавиц».
Птунис огляделся. Монстры были со всех сторон. Даже снизу и сверху, отсекая возможный путь к отступлению. Освещение давали несколько десятков рыб-светлячков, расположившихся в разных местах.
Но даже они не могли осветить всё. И испускаемый ими свет так и не достигал края подводного котлована, внутри которого они находились. Ощущение было такое, будто все они зависли в пустоте, бесконечной и однообразной, пустоте без конца и края, лишь маленький кусочек которой освещался сейчас любящими покрасоваться «лампочками».
Птунис погасил свой фонарик. Как бы то ни было, свой собственный маленький свет ему приходилось беречь. Авось ещё пригодится.
«Обязательно пригодится! — рассерженно подумал Птунис. — И без всяких там „авось“!»
