Нотариус полуразворачивает веер, бьёт себя по
шлему, потом ещё и ещё.
Фаддей: Ну чего?
Нотариус прислушивается к себе. Осторожно
разгибается. Потом вдруг резко наклоняется вперёд.
Слюньков: Что-то странное… Совсем не больно! И
тело какое-то… Словно звенит. Или это в ушах, от ударов?
Сдёргивает шлем. Под ним оказывается густая
чёрная шевелюра.
Фаддей: Матушки-светы!
Слюньков: Ты что? (Хватается за голову.
Вскрикивает.) Помолодел! Помолодел! Ай да веер!
Скачет по сцене, выделывая невероятные
антраша. Бросается к Фаддею, обнимает, целует.
Слюньков: Фаддеюшка, милый! Есть чудеса, есть!
Вот вам и сказки, господин Фандорин! На, постучи себя. Ты ведь моего старей. И
здоровье, поди, неважное.
Фаддей: Какое уж ныне здоровье.
Слюньков: На! Хлопни! Тоже помолодеешь!
Фаддей (разглядывая веер): Ишь, истрепался
как. И порван вот тутова… Не буду я хлопаться. Барин уж как болел, а тоже не
стал. Говорит, как на роду написано, так пускай и будет… И мне тож чужого не
надо. На кой мне ваша молодость, чего в ней хорошего? Всего хочется, а ничего
не дают. Бабьё опять же жизню портит. Нет уж, дожить и на покой… А вы, сударь,
идите себе, веер я Ян Казимирычу доставлю.
Слюньков: Соня! Сонечка!
Вприпрыжку убегает. Фаддей, ворча, уходит
следом.
3. Два гения
Перед закрытым занавесом. Маса катит кресло, в
котором сидит Фандорин, от одной кулисы к другой.
Маса (сварливым голосом): Доосите анохито-о
тайхосимасэн дэсита? Анохито-но иу кото-о доосите синдзимасита ка? Мудзай-но
сёко га накатта нони…
Фандорин: Юдзай но сёко мо накатта. (Задумчиво.)
Да и пистолета у него не было.
Маса: Э?
Фандорин: Стой-ка. Томарэ. (Маса
останавливается.) Дзю-о сагасун да. (Делает жест, из которого ясно, что речь
идёт о пистолете.) Дарэ кара хадзимэё?
Маса: Арукася.
Фандорин (подумав): Ёси. Икэ.
Маса поклонившись разворачивается и быстро
уходит.
Фандорин крутит колёса, двигаясь в противоположном
направлении. Чертыхается от сотрясения.
Навстречу ему из-за кулисы выходит Инга с
лампой в руке. Увидев каталку, вскрикивает.
Инга: Вы? Как я испугалась! Что вы здесь
делаете в темноте?
Фандорин (мрачно): К-катаюсь. Почему вы не у
себя? Разве вы не понимаете, как это опасно? В доме убийца.
Инга: Я знаю… Но не могу поверить. Может быть,
это всё-таки кто-то чужой? Кто-то, пришедший оттуда, снаружи? (Показывает рукой
в сторону — оттуда как раз донёсся очередной раскат грома.)
Фандорин: Нет, это кто-то отсюда, изнутри.
Инга (передёрнувшись): Я ведь и слуг хорошо
знаю. Они мне почти как родные. Я часто бывала у покойного дяди Сигизмунда. Он
меня очень любил… Ужасно, как это всё ужасно…
Фандорин: Ужасно, что я прикован к этому
чёртову креслу. Мой слуга действует, а я только д-дедуктирую. Да и то не
слишком эффективно… Инга Станиславовна, ради Бога, вернитесь к себе и
запритесь. Если с вами что-то случится, я себе не прощу.
Инга: Да что я? Кому я нужна, кому опасна? Вот
вы… Преступник знает, что вы идёте по его следу. А вы со сломанной ногой,
беспомощный, и совсем один. Знаете, вы очень храбрый. И ещё… Вы настоящий
джентльмен. Даже не спросили, куда я иду с лампой, среди ночи.
Фандорин: Угадать нетрудно. К вашему жениху.
Инга: Да. Дедукция, в самом деле, не из
сложных… Ян, конечно, у себя во флигеле. Добывает вакцину, колет ею кроликов.
Вокруг убивают, похищен веер, единственное его достояние, а Ян помнит только о
своей науке. Я боюсь за него.
Фандорин: Пожалуй, в самом деле лучше, если вы
с ним будете держаться вместе. Что же до веера, то передайте Яну Казимировичу,
что он нашёлся. Это была не кража, а так, недоразумение.
Инга: Правда? Эраст Петрович, милый! (Порывисто
нагибается и целует Фандорина.) Как я вам благодарна! Не знаю, как вам это
удалось, но вы настоящий гений!
Фандорин (смущённо): У вас все гении…
Инга: Не все. Только вы и Ян. И, знаете… Мне
жаль, что я не встретила первым вас.
Убегает. Фандорин смотрит ей вслед. Уезжает.
4. Тикусё!
Открывается занавес с левой стороны. Это кухня.
Глаша неистово колотит большим деревянным молотком — отбивает мясо. Сзади
появляется Аркаша, бесшумно подходит. Встаёт, грозно сложив руки на груди.
Оглушительно кашляет.
Глаша с визгом отскакивает, замахиваясь своим
молотом.
Аркаша: Чтой-то вы, Глафира Родионовна, в
ночь-полночь вздумали кухарничать?
Глаша: Ох, напугалась как! Боязно в комнате
сидеть. Когда дело делаешь, меньше страх берёт.
Аркаша: А коли сюда злодей зайдёт, да станет в
вас из револьвера палить?
Глаша: Я его тогда вот этим. (Показывает молот.)
А что ж вы-то не почиваете?
Аркаша (горько): Страдаю-с. Ранили вы меня
изменнической стрелой в самое сердце. Эх, Глафира Родионовна! На кого
променяли-с? На идолище поганое, на язычника! А это грех-с, перед отечеством и
Господом Богом! За это вас черти на том свете на сковороду посадят! Голым
профилем-с!
Глаша: Довольно совестно вам, Аркадий Фомич,
про мой профиль такое выражать! Не ваша забота. И руку пустите, больно!
Аркаша: Не моя забота? Эх вы, Евины дочки.
Глядите, после не пожалейте. Это я сегодня никто, лакей-с, а завтра, может
быть, стану всё. Захочете ко мне подсластиться, а я на вас и не гляну-с. Не
пара вы мне будете.
Глаша: Что это вы так загордились-то? С каких
барышей?
Аркаша: Об том вам знать незачем-с. А только
упускаете вы, Глафира Родионовна, своё счастье. (Наступает на неё.) Говорите
правду, как на святой исповеди: тискались с косорылым?
Глаша: У самого у вас рыло накось! И дух изо
рта! А Масаил Иваныч мужчина чистенький, гладкий!
Аркаша: Вот ты как? Гулящая! Истреблю!
Отбирает у неё молот, замахивается. Глаша
пронзительно визжит.
Из-за кулис выскакивает Маса, воинственно шипя
и выставив вперёд руки.
Аркаша отбегает. Глаша прячется Масе за спину.
