Аркаша (ревниво): Я вам, Глафира Родионовна,
могу таких цельную коробку преподнесть.
Глаша (хихикая): Коробка у меня в ухе не
поместится.
Аркаша (Масе): А я вот в газете читал, будто
японцы на деревьях проживают, навроде макак.
Маса вежливо кланяется.
Аркаша (Масе): Деревья. Ветки.
Прыг-скок. (Смеётся.)
Маса: Деревья, ветки — да. «Прыг-скок» — нет.
Аркаша: Сваливаетесь, что ли? Так хвостом
цепляться надо. У вас, косорылых, непременно должен хвост быть. (Смеётся.)
Глаша: Аркадий Фомич, зачем вы их дразните?
Маса: Нани-о иттеру ка на… Господин Аркася,
давать вопрос.
Аркаша: Чево?
Маса: Давать вопрос.
Глаша: Аркадий Фомич, вроде они вас спросить
хотят.
Аркаша: Я по-мартышьи понимать не обучен.
Маса (вежливо поклонившись): Господин Аркася,
вы готовить дрозьки?
Аркаша: Чево?
Глаша: Это он спросил, вы ли дрожки готовили. (Масе.)
Которые? На которых ваш барин расшибся? (Показывает руку на перевязи.)
Маса: Да, барин. Дрозьки дрянь.
Глаша: Аркадий Фомич дрожки снаряжали. Они у
нас по лошадям самые главные. Митяй-то одно прозвание что кучер. Дурачок
совсем. И запрячь толком не может.
Аркаша: Что вы врёте, Глафира Родионовна? Сам
Митяй дрожки готовил, мне недосуг было! Если б я, то всенепременно бы ось
проверил!
Глаша: Да как же… (Умолкает, напуганная
выражением лица Аркаши.)
Маса (кивнув): Дрозьки готовить господин
Аркася.
Аркаша: Я тебя, макаку, сейчас назад на ветку
загоню.
Засучивая рукава, идёт на Масу.
Глаша: Аркадий Фомич, грех вам! Вы ихнего
вдвое здоровее!
Аркаша с размаху бьёт кулаком, Маса легко
уходит от удара. Происходит короткая драка, в которой маленький японец при
помощи джиуджицу одерживает над верзилой-лакеем полную викторию. Драка
сопровождается Глашиными взвизгами — вначале испуганными, потом восторженными.
Посрамлённый Аркаша, вскочив, убегает. Под звуки японского императорского гимна
занавес справа закрывается, слева открывается.
8. Семейная сцена
Фандорин и Лидия Анатольевна. В одном из
открытых окон появилась тень — её видно, когда вспыхивает очередная зарница.
Зрители эту тень или не заметят вовсе, или через некоторое время перестанут
обращать на неё внимание, поскольку она неподвижна.
Фандорин: Лидия Анатольевна, и всё же: как вы
относились к покойному Казимиру Борецкому?
Лидия Анатольевна: Какое это имеет значение?
Он умер, теперь пускай Бог будет ему судьёй.
Фандорин: Умер ли?
Лидия Анатольевна: Простите?
Фандорин: Я хочу сказать: умер или убит?
Лидия Анатольевна: Да что вы такое говорите?!
Фандорин: Согласитесь, обстоятельства его
кончины необычны. Скоропостижная смерть сразу после оглашения завещания всегда
выглядит подозрительно. Особенно, если учитывать последующую кражу веера.
Лидия Анатольевна: Да он умер у нас на глазах!
Выпил коньяку, или что там у него было, сказал какую-то очередную пошлость и
упал! Его не зарезали, не застрелили!
Фандорин: Быть может, отравили?
Лидия Анатольевна: Какая нелепость! Зачем?
Кому нужно убивать жалкого, спившегося голодранца?
Фандорин: Г-голодранца? А кучер, который так
неудачно вёз меня со станции, рассказывал, что Казимир Борецкий прикатил первым
классом и в вагоне его сопровождал цыганский хор.
Лидия Анатольевна: Старый кутила! Он, кажется,
говорил, что занял пять тысяч.
Фандорин: Да кто бы одолжил такому человеку
целых пять тысяч без верных гарантий?
Лидия Анатольевна (смешавшись): Откуда же…
откуда же мне знать!
Фандорин: Разумеется. Тогда позвольте о
другом. Мне известно, что много лет назад между вашим мужем и Казимиром
Борецким произошёл разрыв. Из-за чего?
Лидия Анатольевна: Я… Право, не помню… Это
было так давно…
Фандорин: Правда ли, что ваш деверь в своё
время был привлекательным мужчиной?
Лидия Анатольевна: Не в моём вкусе… Слишком
вульгарен.
Фандорин: Да? У него из кармана выпала
записка. (Достаёт записку, читает.) «Вот твои пять тысяч. Больше ты от меня
ничего не получишь. Если не оставишь меня в покое, клянусь, я убью тебя!»
Подписи нет. Почерк женский. Он вам не з-знаком? (Показывает ей записку.)
Лидия Анатольевна вскрикивает, закрывает лицо
руками.
Лидия Анатольевна (рыдая): Я дура! Дура! Я
была не в себе! Нужно было просто отправить деньги, и всё!
Фандорин: Чем он вас шантажировал? Прежней
связью?
Лидия Анатольевна: Да! Станислав чудовищно
ревнив. Он когда-то отказал брату от дома. Ему померещилось, будто Казимир за
мной ухаживает. О, если бы он узнал, что дело не ограничилось одними
ухаживаниями… С годами гордость развилась в нём до астрономических размеров. Во
всяком пустяке он видит ущемление своей чести! И Казимир отлично этим
воспользовался. Этот негодяй был по-своему очень даже неглуп. И ещё эта
злосчастная записка! Хотела припугнуть, а вместо этого дала ему в руки ужасную
улику. (Падает на колени, кричит.) Господин Фандорин, заклинаю вас! Не говорите
Станиславу! Для него это будет страшным ударом. Я… я не знаю, что он со мной
сделает! Он так презирал своего брата!
Вбегает Станислав Иосифович.
Станислав Иосифович: Лидия! Что такое? Почему
ты кричишь? Почему стоишь на коленях? (Поражённый, пятится и машет рукой.) Нет!
Нет! Неужели… Это ты? Ты его..? Коньяком, да? Коньяком?
Лидия Анатольевна (вскочив): Как ты… как ты
можешь? Эраст Петрович, я не…
Фандорин (остановив её жестом, быстро): Почему
вы допускаете, что ваша жена могла отравить Казимира Борецкого?
Станислав Иосифович (не слушая Фандорина):
Лида, я восхищаюсь тобой!
Лидия Анатольевна: Так ты обо всём знал? Все
эти годы?
