Родители объяснили им, что, сколько не корми дикого зверя, он никогда не станет человеку другом, и обязательно придет день, когда он покажет клыки. Ни Ной, ни Гусев не поверили в это тогда, и ревели, как оглашенные.
Ной не верил и сейчас. Проблема заключалась вовсе не в собаке. Она была в людях, страхе и отсутствии потребности любить.
Вот и все.
Ной вошел в подвал. Лампа давно погасла, и он прихватил другую. Вместе с ней, в левой руке он держал флягу, в правой — тарелку с кашей. Кочергу он спрятал под курткой так, чтобы, в случае опасности, можно было быстро ее вытащить.
Почувствовав свет и шаги, девчонка завозилась в углу и снова придвинулась к стене. Ной поставил лампу на пол, рядом опустил тарелку и ложку.
— Ешь, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и дружелюбно.
Она не шевельнулась. Испуганно и настороженно глядела на него. Ной взял ложку, зачерпнул каши и отправил ее в рот. Проглотил и облизнулся. Потом открутил колпачок с фляги и глотнул. Поставил открытую флягу рядом с ящиком.
— Ешь, — повторил он и отступил на шаг.
Она несколько минут нерешительно переводила взгляд с Ноя на тарелку и обратно. Видно было, что ей очень хочется добраться до каши, но страх останавливал ее. Ной терпеливо ждал. Наконец, она приподнялась и очень медленно подползла к тарелке. Принюхалась, почти уткнувшись носом в кашу. Быстро вскинула голову, глядя на Ноя. Тот стоял не шевелясь. На лице ее появилось комичное выражение удивления и радости. Она встала на четвереньки, выставив в сторону больную ногу, и принялась, чавкая, есть прямо из тарелки, как делал тот пес.
— Ну и свинья же ты.
Она быстро подняла голову. Перепачканные кашей губы и щеки делали ее похожей на маленького ребенка, который первый раз сунул лицо в свой обед. Ной улыбнулся. Она нахмурилась, наклонила голову к плечу, а потом вдруг улыбнулась в ответ и снова занялась кашей.
Ной сел на пол.
— Надо тебя как-то окрестить, — сказал он.
Она опять подняла голову, быстро глянула на него и вернулась к еде.
— Может быть, назвать тебя Вера? Нет, какая там Вера… Или Варвара?
В памяти возникла прислуга в доме Гамовых. Ной помрачнел. Девчонка ела, громко сопя и чавкая. Тарелка загремела по полу: она слизывала с краев остатки каши. Подняла голову. Вымазанные губы растянулись в улыбке. Ной не смог удержаться и тоже улыбнулся. Он взял флягу, сделал еще один глоток и протянул флягу ей. Она схватила ее двумя руками, резким движением сунула горлышко в рот, стукнув им о зубы, и стала пить быстрыми глотками.
— Я буду звать тебя Принцесса, — сказал Ной. — Именно на нее ты сейчас меньше всего похожа. Но именно ее я из тебя сделаю.
Он показал на девчонку пальцем. Она отшатнулась, все еще продолжая жадно сосать из фляги.
— Принцесса, — сказал Ной.
Потом ткнул себя в грудь.
— Ной.
Снова указал на нее и стал повторять, крутя пальцем.
— Принцесса. Ной. Принцесса. Ной.
Она засмеялась.
Ной заправил лампу и взял из комнаты дырявый тулуп и одеяло. Когда он снова спустился в подвал, Принцесса спала, свернувшись клубком рядом с тарелкой. Услышав шаги, она встрепенулась и села.
— Ной принес одеяло срам твой прикрыть. Да и погреться тебе не повредит.
Он положил тулуп перед ней и похлопал по нему ладонью.
— Ложись, — сказал он. — Будет тепло.
— Те-ло, — старательно повторила Принцесса.
— Да. Клади свое тело. Вот так.
Ной улегся на тулуп, всем своим видом показывая, как ему хорошо, потом встал и указал пальцем сначала на девушку, потом на тулуп.
— Ложись. Тепло.
Принцесса встала и неловко, передвигаясь боком на карачках, забралась на тулуп. Едва оказавшись на нем, она упала на свалявшийся мех, приникнув к нему всем телом.
— Те-ло, — сказала она.
Голос прозвучал хрипло и низко. Ной укрыл ее одеялом, удерживая рукой, чтобы она не вскочила.
— Тепло, — повторил он. — Спи. Завтра снова придет Ной.
— Ной, — откликнулась Принцесса, глядя на него из-под одеяла блестящими глазами.
Ной взял погасшую лампу, тарелку и флягу, и вышел, заперев дверь засовом из кочерги.
Он спал и видел сон.
Он стоял на борту грандиозного деревянного корабля и смотрел вниз на причал. Там собралась толпа. Все толкались и кричали, чтобы он спустил сходни. Ной глядел на них, не трогаясь с места. Небо за спинами людей постепенно и неотвратимо охватывала тьма. Она сгущалась от туманной дымки к густой черноте. Черные небеса, они грозили поглотить тех, кто остался на берегу.
Чьи-то руки подняли над толпой ребенка. Он был совсем маленький и громко верещал от испуга. Внимание Ноя сосредоточилось на нем.
— Его зовут Япет, — раздался женский крик. — Япет!
Что-то дрогнуло в душе Ноя. Он смотрел на этого ребенка и не мог оторвать глаз. А женщина все кричала и кричала, повторяя имя вновь и вновь.
Ной опустил руку и повернул рычаг. С громким лязгом сходни опустились на причал, и толпа хлынула на корабль, словно бурлящая река. Она изливалась в нутро Ноева ковчега и не было ей конца. Корабль стал оседать в холодную белую воду. Вода поднялась до сходень, но люди не останавливались, наполовину вплавь они стремились к спасению. Тяжелые волны перехлестнули через борта, корабль накренился и плавно скользнул в бездну.
11
Алон вошел в свою хибару и тщательно затворил дверь. Ветер снаружи завывал и бил в стены, они потрескивали, постукивала на крыше старая доска, которую Алон давно уже собирался укрепить, но все не доходили руки. Он стянул рукавицы, подобрал в углу несколько поленьев и занялся растопкой печки.
Он действовал автоматически. Мысли старика были заняты словами милиционеров, которые приехали сменить на ночь своих коллег в Квартале. Они рассказали Алону о том, что произошло на центральной площади Города.
Сожжение на костре. Впервые за долгие-долгие годы.
Алон еще помнил рассказы своей бабки о том, как становился Город. Эта история передавалась у них в семье от поколения к поколению. Со смертью Алона, она должна была кануть в забвение, Но случилось иначе — история повторилась.
В стародавние времена, еще до появления Совета, Квартала и Лабораторий, Город был лишь горсткой людей, которые пытались выжить, найдя себе убежище на развалинах мира. Перед лицом вечного голода и вечной зимы, они строили, камень за камнем, Город. Людей становилось все больше, им делалось тесно. Появилось множество банд, расцвело насилие. В те времена жизнь человеческая стоила лишь миску безвкусного концентрата, и Город затопила кровь, ее поток почти смыл остатки человечества на этой земле. И тогда одна из сильнейших группировок провозгласила канон христианского смирения. Каждый, кто не принимал его условий — немедленно умерщвлялся. Сначала канон насаждался силой оружия, а потом запылали костры. За время наведения порядка, население Города уменьшилось втрое, но те, что остались, сделались монолитны и тверды, как гранитный камень. Люди, взявшие Город железной рукой, вырвали его из затяжной агонии. Они начали строить, начали добывать еду и делать машины. Они создали Совет, Квартал и Лаборатории. Они стали отцами-основателями. Они превратили Город из каменной пустоши, где люди охотились друг на друга, в сплоченную, сытую и растущую общину.
