Решили, что четверо молодых Волков будут грести по двое с обеих сторон, а Эвереди сядет в центре с винтовкой наготове. Пока они осматривали свою находку, тьма сгущалась.
— Ну, давайте-ка в воду поживее, — скомандовал Эвереди. — Если кто начнет стрелять, то дерево достаточно крепкое, чтобы выдержать пулю. Если только не в упор. Тогда прячьтесь на дно, и пусть нас несет река. Я сам буду грести, если понадобится. Эта жилетка Жнеца уже однажды спасла меня от пули в спину. Южный округ по мудрости своей бережет это сокровище для Медведей, когда удается, конечно, заставить наших ребят сдать добычу. Многие старые Волки носят такие под своими кожаными рубашками, так, чтобы не видели офицеры. Хотя, молодые люди, я вам вовсе не советую нарушать правила.
Пока Эвереди стоял на страже, четверо Волков перевернули тяжелую лодку и понемногу, осторожно стащили ее по усыпанному гравием склону. Эрнандес оттолкнул в сторону кусок плавающего дерева, после чего, придерживая лодку за нос, они столкнули свою добычу в воды Миссисипи.
— Эй, вы это видели? — спросил Эрнандес.
Валентайн присмотрелся: было темно, но на деревянном борту каноэ был отчетливо виден высеченный, как шрам, знак, на нежной текстуре дерева — четыре черные изогнутые палки. Что-то в этом рисунке, похожем на паука, всколыхнуло хорошую память Валентайна.
— Это свастика. Только она повернута, — сказал Алистер шепотом.
— У немцев и японцев она была на самолетах во Вторую мировую, да? — неуверенно добавил Бертон.
Его образование, как и у его товарищей, было далеким от полного.
— Только у нацистов, — ответил Валентайн, — но Алистер прав, она повернута.
Эвереди спустился со своего поста:
— В лодку, мальчики. Старайтесь не очень плескать, когда будете грести. Мне не нравится, что мы так близко от берега.
— Эвереди, это что-нибудь значит? — спросил Валентайн, показывая на рисунок размером с ладонь на борту.
Эвереди сощурился, стареющими глазами рассматривая свастику. Он отлично видел вдали, но вблизи предметы уже расплывались. Впервые за все лето большой Кот выглядел испуганным.
— Это значит одно: беда. Давайте не терять времени. Не хотелось бы, чтобы хозяева нас нашли.
Он снял с предохранителя свое древнее ружье. Снова — впервые за лето, и это внушало еще большую тревогу.
Они расселись по местам и отчалили. Лодка, казалось, плыла по морю масла.
— Дышите и гребите, вдох — взмах, — речитативом выводил Эвереди, стоя на коленях в центре каноэ. Валентайн взглянул на него со своего места. Они с Бертоном как наиболее мускулистые из Волков взяли на себя самую тяжелую работу по гребле, а Алистер с Эрнандесом поддерживали их сзади. Эвереди с винтовкой у плеча всматривался в похожий на сфинкса полуостров справа.
Валентайн занятый греблей, немного расслабился. Подавление жизненной силы было чем-то вроде погружения в себя, концентрацией на единственной крошечной точке внутри, как свечка, горящая посреди огромного озера.
Пламя свечки дернулось.
Он почувствовал, как по спине бегут мурашки. Странное состояние. Как будто по нему прошел электрический разряд. Как будто смерть провела пальцем по его позвоночнику. Холодная, жесткая точка появилась в его сознании, ощущение шло от головы сфинкса. Не понимая, что это было, Валентайн почувствовал, что боится.
— Эвереди, — сказал он низким, не своим голосом, — самая верхушка холма. Может быть, у того поваленного ствола… Я думаю, там что-то есть.
Зоркий глаз Кота обыскал вершину холма, в то время как лодка мчалась прочь от берега. Валентайн всадил весло так глубоко, словно пытался выкопать яму в воде и спрятать лодку.
— Вал, я думаю, ты прав. Он там, но не двигается.
Жнец. Ну-ка, волчьи уши, мальчики. Этот звук вам стоит знать.
Ногтями по классной доске. Крик раненого ястреба.
Скрежет металла. Каждый запомнит по-своему этот вопль, громкий и ужасающий, но будет помнить до гробовой доски.
— Madre de Dios! — прошептал Эрнандес, пропустив взмах веслом. — Черт! — добавил он через секунду. — Я уронил весло!
— Греби прикладом! — рявкнул на него Валентайн.
Другие, более отдаленные крики раздались в ответ ужасному воплю.
— Пятеро, — сосчитал Эвереди, — по одному на каждого из нас. Надеюсь, это не план.
Тучи сгустились и опустились к земле, прижав книзу горизонт, так что Охотники видели не более нескольких футов перед собой. Охваченный ужасом Валентайн поднял ладонь к небу, он практически ничего не видел.
— Как… как они это делают? — спросил Бертон, тяжело дыша между взмахами весла.
— Мне бы больше хотелось знать, как они определяют, что мы именно здесь, — сказал Валентайн, продолжая грести.
Даже в данной опасной ситуации Эвереди продолжал читать лекцию:
— Они вмешиваются в ваше сознание. Может, курианин поблизости или командует со своего Места Силы. Я слышал, они могут заставить вас увидеть, как целый город взлетает на воздух в клубах дыма, а то и поджечь дом, просто захотев этого. Они как-то читают нас. Кто-то один из вас или даже больше мог выплеснуть жизненную силу. Если один из них был поблизости, они могли взять след и держаться в стороне, вычисляя, куда мы пойдем. Мы никогда не узнаем. Но хорошо одно — плавать они могут, но у них на это уйдет время. Мы можем успеть переправиться, разделиться и направиться в Нью-Арканзас-Пост, как будто за нами черти гонятся, да так оно и есть, — усмехнулся Кот. — Они погонятся за кем-то одним, и, если нам повезет, остальные смогут добраться до места.
— Господи, это жестоко! — выдохнул Бертон.
— Нормально. Что до меня, то даже правильно, — сказал Алистер.
Валентайн проглотил комок в горле:
— Мы не можем этого сделать, Эвереди. Мы — Волки…
— Я был Волком, сынок, когда тебя еще на свете не было, и…
— Значит, ты должен знать, — тут же перебил его Валентайн. — Мы вместе, двое нас или две сотни. Бросают только мертвых.
— Тот, кто выделяет жизненную силу, уже мертв, Вал, — продолжал спорить Эвереди, всматриваясь в завесу тьмы за бортом, — может быть, не сегодня, но когда-нибудь точно.
— Мы не знаем, как они нас вычислили. Может, и не по жизненной силе. Может, вполне традиционно. Я слышал, у них есть ищейки — гроги.
— Прости, сынок. У меня есть опыт, у тебя нет. Это жизненная сила.
Валентайн снова нарушил мрачную тишину:
— Так, давайте голосовать. Каждый пусть скажет за себя: да или нет. Если мы решим идти вместе, мы высадим тебя на западном берегу. Одного, как тебе хочется, — Валентайн боялся, что он слишком давит на старого Кота.
Может статься, что остальные снова проголосуют против него, но он должен был попытаться.
