Винсент остановился, его штык смотрел прямо в брюхо толстяка.
— Отвечай, кто ты, враг или друг? — фальцетом спросил Винсент.
Человек напротив него улыбнулся и развел руки в стороны.
— Говори, кто ты такой! — срывающимся голосом произнес Винсент.
Очень медленно человек ударил себя в грудь правой рукой:
— Калинка.
Винсент опустил штык. Разве он сможет пырнуть этого человека? Тот продолжал улыбаться.
— Черт возьми, кто там торчит?
— Это я, сержант Барри!
— Кто это «я», солдат, чтоб тебя черти взяли!
— Рядовой Готорн. Я задержал одного из них.
— Твою мать, рядовой, веди пленного сюда!
— Слышал, что он сказал? — осипшим голосом произнес Винсент, указывая ружьем незнакомцу дорогу в лагерь. — Ты должен идти со мной.
— Калинка.
— Думаю, это его имя, — устало сказал Эмил.
Эндрю согласно кивнул и уселся на походный стул. Он был совершенно вымотан, но попытался привести свои мысли в порядок. Казалось, его полк полностью утратил представление о дисциплине. Эндрю слышал, что, несмотря на все усилия Ганса, солдаты продолжали громко стенать. Да что солдаты, он и сам был напуган. Он видел лишь одно объяснение всему этому, но его ум отказывался принять его.
Они больше не были на Земле. Другого объяснения быть не могло. Но как только он пытался свыкнуться с этой мыслью, ему хотелось спрятаться в какую-нибудь нору, заснуть и молиться, чтобы проснуться в том мире, который он знал и понимал. Лучше бы он погиб во время шторма!
Все эти мысли мгновенно улетучились при звуке ружейного выстрела. В лагере воцарилось молчание.
— Ну ладно, тупые, хныкающие, ленивые ублюдки! — прорычал Ганс. — Да вы все трусливые салаги, и больше никто. Я-то думал, что в Тридцать пятом есть мужики. Вы ревете, словно дети, впервые увидевшие слона. Ведите себя как мужчины, потому что, клянусь дьяволом, следующий, кто откроет пасть, крепко об этом пожалеет, мать вашу!
В голосе сержанта явственно слышался немецкий акцент — это значило, что он с трудом контролирует себя. Эндрю задержал дыхание. Старшего сержанта боялись в полку больше, чем дьявола, и у него появилась надежда, что страх перед Шудером окажется сильнее, чем боязнь, которую они испытывали, попав в это странное место.
Кто-то тихо заворчал.
— Я слышал тебя, Фредрикс, молокосос трусливый!
Эндрю вздрогнул, услышав звук громкой оплеухи и крик боли. Он надеялся, что его офицерам хватит ума не вмешиваться; иначе ему пришлось бы строго наказать Шудера.
— Ну что, ублюдки, теперь мы поняли друг друга? Возвращайтесь на свои посты.
Через несколько секунд Шудер вошел в палатку и доложил Эндрю:
— В лагере наведен порядок, сэр.
— Я слышал, Ганс, — ответил Эндрю, внезапно осознав, что и у него стало легче на сердце после выступления сержанта. Он снова обратил свое внимание на человека, называвшего себя Калинкой.
— Значит, тебя зовут Калинка?
Человек кивнул и ударил себя кулаком в грудь. Улыбаясь, он сделал шаг вперед и, вопрошающе подняв брови, прикоснулся к Эндрю.
— Кин.
Калинка посмотрел на него и улыбнулся:
— Кейн.
— Почти так, — рассмеялся Эндрю. — Доктор, а вы что думаете?
— Странно все это, сынок, — ответил Вайс. — Несколько лет назад я был в Лодзи, навещал своего дядю.
— Это в России, да? — спросил Ганс.
Калинка уставился на Ганса.
— Rus!
Эмил взглянул на Калинку и закивал головой.
— Da, Rus!
Калинка улыбнулся ему:
— Da, Rus. — И широко развел в стороны руки, очевидно, имея в виду земли вокруг. — Suzdal, Rus, — сказал он.
— Da, da. — Вскочив со стула, Эмил схватил свой вещевой мешок, выудил оттуда манерку, открыл ее и протянул Калинке.
— Vodka, — сказал он.
Калинка широко ухмыльнулся, но бутылку взял осторожно и смотрел на нее с явной опаской. Поняв его неуверенность, Эмил отобрал у него манерку, поднес к губам и сделал могучий глоток. Улыбаясь, он протянул ее обратно крестьянину, который, следуя его примеру, сделал несколько больших глотков и с явной неохотой вернул сосуд с чудесным напитком доктору.
— Джин, — сказал Эмил, указывая на бутылку. — Получше, чем ваше пойло, а?
— Майор, дорогуша, что-то и у меня в горле пересохло, — с надеждой произнес О’Дональд.
— Нам всем не повредит пара глотков, — сказал Эндрю, и Эмил не без сожаления протянул манерку артиллеристу.
— Джин, — повторил Калинка с широкой улыбкой.
Выхватив бутылку из рук ирландца, который был явно не против опустошить ее, Вайс снова отдал ее Калинке.
— Не спрашивайте у меня сейчас объяснений, — сказал он. — Как я уже говорил, несколько лет назад я был в Лодзи и видел там множество крестьян, одетых в точности как этот. И я готов поклясться, что он говорит по-русски или на каком-то языке, чертовски похожем на русский.
— А ты знаешь русский? — с надеждой спросил Эндрю.
— Пару слов, не больше. Достаточно, чтобы держать гоев на расстоянии.
— Держать кого на расстоянии?
— Ох уж эти американцы, — покачал головой Эмил. — Ладно, забудь.
Эмил снова посмотрел на Калинку, который к тому моменту уже изрядно окосел.
— Калинка, джин.
— Da, da. Джин.
— Ну что ж, полковник, я думаю, что у нас появился ученик.
Калинка обвел взглядом людей в палатке и улыбнулся. Он только что попробовал самую лучшую выпивку в своей жизни и впервые мысленно поблагодарил Ивора Слабые Глаза. Может, эти лисицы окажутся не такими хищными?
Глава 3
— Отличное утро, сынок! — приветствовал Эмил Кина.
— Тихое. Очень тихое и мирное утро, — отозвался Эндрю. Оглядевшись, он слабо улыбнулся. Он полюбил это время суток, когда они были под Питерсбергом. Перед восходом солнца, пока было еще темно, он выбирался из траншеи, вытягивался на траве и слушал утреннюю тишину. В эти моменты ему казалось, что война идет за тысячи миль от него.
— Может, и в нашем мире сейчас тоже утро, — печально заметил Эмил.
— А все-таки куда же мы попали? — спросил Эндрю.
Доктор ответил ему грустной улыбкой и покачал головой, смотря в небо.
— Не знаю куда и почему, — наконец ответил он, и в его голосе прозвучал благоговейный трепет, — но я думаю, что мы покинули наш мир. Мы не на Земле, это точно. Взгляни только на это небо!
