В углу юрты вскочил кривоногий Алем, предсказатель и скотовед. Старый тугарин подошел к пологу юрты и откинул его. Улыбаясь, он ввел двух скотов, закованных в цепи.
— На одобрение господ, — гордо произнес он.
Вздох восхищения пронесся по юрте. Это был первоклассный скот, еще не достигший возраста полового созревания и, несомненно, отборного сорта.
— Их печень будет приготовлена с белым вином, — провозгласил Алем. — Уже готово тесто, в котором будут запечены их почки, а на десерт вы отведаете их мозги, приготовленные прямо в черепах.
Алем перевел взгляд на дрожащую скотину и ткнул в них своим длинным пальцем, проверяя, достаточно ли нежное у них мясо.
Скоты прижались друг к другу, в их глазах застыл ужас.
Музта смотрел на них, не скрывая презрения.
— Хорошенько соберите их кровь, — приказал он. — Я хочу супа на обед.
С блеском в глазах Алем распорядился, чтобы стражники отвели людей к убойной яме.
«По крайней мере сегодня мы хорошо поедим», — подумал Музта.
Задумчиво посасывая мозговую косточку, он вспомнил о деревянных городах русских, и его охватило предвкушение. Он был неравнодушен к их мясу, бывшему куда более вкусным, чем мясо скота, который попадется им по дороге. Мясо русских было лучшего качества. Улыбаясь, он уселся на свой трон, а слуги внесли миски с жареным мясом на закуску, в то время как со стороны убойных ям раздавались истошные крики тех, кому предстояло стать основным блюдом.
Глава 4
Пытаясь подавить зевок, Эндрю обвел взглядом комнату. Он провел бессонную ночь и теперь мучился от похмелья. Ему казалось, что его голова сейчас взорвется.
Эндрю ожидал, что встреча с Ивором не продлится долго, что они просто познакомятся друг с другом и он вернется в свой лагерь. Это была его первая ошибка.
Сначала состоялся большой пир. Еда была вовсе не дурна — уж конечно, получше, чем то, что было у них в лагере, — но само пиршество продолжалось несколько часов, как будто их подвергали испытанию на выносливость.
Сначала подали жареную рыбу и угрей, затем свиной филей, жареную баранину и, кажется, фазанов. Но это была только закуска. С большой помпой и под звуки фанфар на серебряном блюде в пиршественную залу внесли зажаренного целиком медведя, завернутого в собственную шкуру. Эндрю не смог скрыть своего отвращения, так как он всегда питал слабость к медведям и, хоть вырос в лесах Мэна, никогда не охотился на них или на другую дичь.
Калинка с грехом пополам перевел извинения Эндрю, и пятьдесят с лишним знатных русских, не скрывая своего недоверия, уставились на полковника.
А второй ошибкой оказалась водка. Суздальцы поглощали ее в неимоверных количествах, и ему приходилось отвечать тем же, так как Калинка сказал ему, что иначе его не будут считать мужчиной.
В какой-то момент Эндрю пожалел, что на его месте не оказался Шудер. Старый сержант перепил бы их всех. В конце концов, он просто стал смачивать губы каждый раз, как произносился тост, и русские открыто посмеивались над его слабостью.
Эмил, однако, ни в чем им не уступал, опрокидывая кружку за кружкой, и даже сподобился на несколько тостов, пока наконец пиршество не переросло в грандиозную пьянку.
Эх, если бы у доброго доктора нашлось волшебное средство от этого жуткого похмелья, мрачно подумал он, вставая с постели.
Эмил имел хотя бы возможность выспаться, и Эндрю с завистью посмотрел на друга, растянувшегося на койке напротив него. Но себе он не мог позволить такую роскошь. Все это еще могло оказаться ловушкой. Он настоял на том, чтобы Шудер с солдатами расположились во дворе рядом с его окном, и всю ночь те не выпускали из рук оружия; половина из них спала, а половина бодрствовала. Сам полковник обдумывал сложившееся положение до зари, не расставаясь с револьвером.
Возможно, Ивор ждал, когда его эскорт утратит бдительность. Но даже больше, чем Ивора, он опасался его чернобородого брата Михаила и еще одного человека, который ненадолго задержался на пиру. По словам Калинки, это был Патриарх Раснар. Пожалуй, он сможет заключить соглашение с боярами, но в этой мозаике было очень много кусочков, и ему придется немало потрудиться, складывая их, чтобы выжить в этом месте.
Из-под груды одеял в углу комнаты послышался протяжный стон:
— Господи помилуй, никогда больше не буду пить.
Эндрю не смог сдержать улыбки при виде опухшего лица Эмила, который сел на койке, потирая налитые кровью глаза и тщетно пытаясь сфокусировать свой взгляд.
— Где я? — просипел доктор, свешивая ноги с кровати. Застонав, он попытался подняться, но тут же рухнул обратно, сжимая голову руками.
— Где ты? — рассмеялся Эндрю, качая головой. — Спроси чего полегче.
— А, ну да, — пробормотал Эмил. Он облизал губы, кривясь от отвращения из-за привкуса во рту. Постанывая, он предпринял вторую попытку встать на ноги, и на этот раз преуспел в этом.
Эмил пошарил рукой вокруг, отыскивая свои очки, затем нацепил их и осмотрел комнату.
— Или я совсем слепой, или эти люди потомки средневековых русских, — произнес он с таким видом, будто каждое слово вызывало у него жуткую боль. — Ты посмотри на их город, — показал доктор на окно, за которым утренняя заря окрасила золотом резные стены Суздаля.
Не переставая стонать, Эмил высунулся из окна, и Эндрю присоединился к нему.
— Когда я навещал свою семью в России, я видел такие места. И эта ритуальная пьянка — тоже русский обычай, можешь мне поверить. Одно только радует: это не та Россия, что в нашем мире. Я из любопытства нарисовал Калину звезду Давида, и он даже не понял, что это такое. Значит, здесь нет евреев, и эти русские не знают такого развлечения, как погром. Сначала я думал, что мы каким-то образом попали в прошлое, но это, безусловно, не так.
— Это не наш мир, — отозвался Эндрю. — Но эти люди, кажется, пришли из нашего мира. Так что загадка еще не решена.
Двое друзей задумчиво замолчали и направили все свое внимание на вид за окном. Дворец находился в самой высокой точке города, и Суздаль был у них как на ладони. Все здания, кроме церквей, сложенных из известняка, были деревянными. Но они вовсе не являлись грубыми хижинами вроде тех, что Эндрю доводилось видеть в лесах Мэна. Большинство домов имело три, четыре или даже пять этажей. Весь город казался фантазией резчика, даже самые скромные дома были украшены искусной резьбой.
На крышах били хвостами драконы, устремлялись в небеса ангелы, плясали медведи, на карнизах сражались воины, а пороги охраняли карлики. Дома, хоть и сложенные из бревен, не имели темного оттенка старого дерева, все стены были расписаны изображениями цветов и деревьев, геометрическими фигурами и самыми различными символами; по сравнению со всем этим буйством красок радуга показалась бы скучной и бесцветной.
