У него появилось смутное подозрение, но он тут же отбросил его — такого просто не могло быть.
Позабыв на время о достоинстве командира, Эндрю бегом через весь лагерь устремился к вершине треугольника.
— Ганс! Сбор по боевой тревоге! — рявкнул он.
Горнист протрубил сигнал тревоги, барабанщик начал отбивать дробь. Эндрю ощутил, как его тело отзывается дрожью на эти звуки. Внезапно он успокоился, его сердце забилось ровно, и он четко представлял себе, что ему надо делать.
В лагере все пришло в движение. Солдаты натягивали мундиры, хватали мушкеты и доставали ящики с патронами.
Пехотинцы Эндрю еще строились, когда О’Дональд распорядился, чтобы две пушки, уже вытащенные на берег, были установлены на свои позиции. Затем он вместе со своими людьми присоединился к Тридцать пятому полку.
За несколько секунд они справились с заданием, которое выполняли уже сотни раз: построились в шеренги и приготовили мушкеты. Когда все заняли свои места, ротные командиры скомандовали: «Равняйсь! Смирно!» — и сами встали по стойке смирно.
Разговоры смолкли, и в наступившей тишине они услышали отдаленный гул, знакомый каждому ветерану: шум приближающейся армии.
Эндрю осмотрел строй: впереди стояли пятьсот его парней, а чуть сзади восемьдесят ребят О’Дональда. Обычно ему не составляло труда объяснить солдатам, с чем им предстоит столкнуться: от начальства он знал, где находятся мятежники и должен ли он обороняться или атаковать. Следовало добавить пару замечаний о чести полка и том, что весь Мэн гордится ими, и люди были готовы ринуться в бой.
Но сейчас все было иначе. Помоги ему Господи, что он мог им сказать? Он медлил, пытаясь собраться с мыслями. Солдаты начали неуверенно посматривать друг на друга, а крики приближающегося врага становился все громче.
Сейчас над ним не было никакого начальства, и с флангов его не поддерживали другие полки. На этот раз он был один на один с противником, как при Геттисберге, и вся ответственность лежала на нем.
— Поднять боевые знамена! — громко скомандовал Эндрю.
По рядам прокатилось волнение, когда знаменосцы опустили древки и прикрепили к ним флаги. Вверх взмыло синее знамя Мэна, развевавшееся на легком полуденном ветру. Секунду спустя за ним последовал изрешеченный пулями национальный флаг; на его полосках золотом были вышиты названия жестоких боев, в которых принимал участие Тридцать пятый полк.
Солдаты смотрели друг на друга, кто-то с воодушевлением, кто-то со страхом: поднятие боевого знамени означало, что предстоит очередное сражение.
— Посмотрите на эти знамена, ребята! — прокричал Эндрю, и когда солдаты обратили свои взгляды на штандарты, перед их внутренним взором предстали картины прошлых боев.
Эндрю не любил напыщенных фраз, но ему надо было как-то начать свою речь, а для солдат его полка — любого полка, если на то пошло, — пробитые пулями знамена были символами чести и славы.
— Многое я вам сейчас объяснить не смогу, — продолжил Эндрю. — Вы увидите такое, что вначале не сможете понять и во что даже не поверите. Все, о чем я вас прошу, — это подчиняться моим приказам. Просто верьте мне, парни, как вы всегда верили мне в других боях. Следуйте моим указаниям, и все будет в порядке.
Он замолчал. Эта речь мало походила на те, которые он обычно произносил перед боевым знаменем. Он чувствовал беспокойство своих солдат, но у него не было времени что-либо объяснять.
— Роты C, D, E и F, рассредоточиться вдоль восточной стены. Роты H, I, J и K — к западной стене. Роты A и B вместе со знаменами остаются в центре, в резерве. Майор О’Дональд! Подойдите ко мне, пожалуйста! А теперь бегом на позиции, мальчики!
Через мгновение лагерь напоминал потревоженный улей, строй нарушился, и все солдаты устремились на свои места.
— В чем дело, полковник? — спросил Пэт, подходя к Эндрю.
— Слушай, Пэт, я не могу сейчас все тебе объяснить — я и сам еще не разобрался, что происходит. Просто подождем и поглядим, что к чему. Давай пойдем на огневую позицию и посмотрим представление.
Два командира, сохраняя внешнюю невозмутимость, направились в расположение артиллеристов. Вскоре они пришли к батарее, где О’Дональд установил медные «наполеоны», стрелявшие двенадцатифунтовыми ядрами.
— Они подходят все ближе, — прошептал Пэт. — Боже, да их там, наверно, тысячи.
— Так и есть.
— Идут! — раздался возбужденный крик одного из солдат.
На вершине холма в полумиле от них показался одинокий всадник, державший в руках знамя со скрещенными мечами. Через несколько секунд его поглотил людской океан, так как вслед за ним холм заняли тысячи пехотинцев. Слева от них появилась колонна всадников.
— Самые поганые пехотинцы южан, каких я когда-либо видел, — фыркнул О’Дональд. — Совсем не держат линию — должно быть, это отряды местной милиции.
О’Дональд обернулся к своим людям:
— Заряжай картечью, запал на четыре секунды!
— Обожди, — негромко сказал Эндрю.
О’Дональд опять повернулся к Эндрю:
— Слушай, полковник, дорогуша, мои люди свое дело знают.
— Пэт, — спокойно ответил Эндрю. — Я здесь старший офицер. Не спорь со мной. Сам увидишь, когда они подойдут ближе.
Эндрю заставил себя улыбнуться, не желая, чтобы его сочли самодуром, не слушающим других. Мгновение помедлив, артиллерист приказал своим людям подождать.
— Полковник, если это милиция, мы обратим их в бегство еще до того, как они подойдут на ружейный выстрел.
— У них нет ружей, — тихо сказал Эндрю.
— Что?
— Смотри сам.
Вражеское войско продолжало наступать, всадники ехали в том же темпе, что и пехота. Постепенно в общей массе стало возможным различить отдельных людей.
— Что это за дьявольщина? — выдохнул Пэт.
— А черт его знает, — ответил Эндрю, все ещё пытаясь улыбаться.
Солдаты Тридцать пятого громко зашумели при виде столь необычного врага.
— Ты профессор истории, — воскликнул Эмил, подходя к Эндрю, — так будь любезен, пожалей мой рассудок и скажи, кто это такие.
— Я надеялся, что ты мне это скажешь, — ответил Эндрю. — Не могла же буря забросить нас в Аравию, а эти люди выглядят европейцами, а не неграми или азиатами.
— Ну, выглядят они, как будто их занесло сюда из Средневековья. Черт возьми, ты посмотри на их оружие и доспехи. Это же музейные экспонаты!
— Я знаю, доктор, — тихо отозвался Эндрю, — я знаю.
Что же это все-таки за чертовщина? Он был по-прежнему в недоумении. Он мог поклясться, что перед ним войско десятого или одиннадцатого века.
— Смотрите, там, на вершине холма! Вы это видите? — воскликнул Пэт.
