Отступая вместе с артиллерией, Эндрю чуть не заплакал от облегчения, разглядев за дымом битвы, что О’Дональд разместил целый дивизион из тридцати шести орудий за резервным бруствером.
Еще один дивизион отступил под его защиту, еще один дивизион сумел сформировать вторую линию обороны на южном перевале. Уже подготовленный к бою дивизион успел выстрелить двойным зарядом картечи, опрокинув атаку тугар, которые были уже в сотне ярдов от него.
Северный перевал был менее чем в полумиле от них, когда им снова пришлось отступить. Бог свидетель, Киндред держится, понял Эндрю, когда клубы дыма поднялись на холме в нескольких сотнях ярдов вверх по склону.
Но теперь им придется вытаскивать его тоже, иначе, когда пройдут последние отступающие подразделения, наступит очередь Киндреда быть атакованным с флангов.
Эндрю мрачно изучал обстановку и, остановившись в деревне к северу от перевала, он понял, что нужно сделать. Не поручить ли это Тридцать пятому, подумал он, когда тот проходил мимо него. Он старался подавить свои чувства, чтобы они не повлияли на его решение. Несколько секунд он взвешивал «за» и «против», а затем приказал полку проходить. Это ядро профессионалов понадобится ему позже. Сейчас нельзя было жертвовать им.
— О’Дональд, одна батарея остается здесь! Нам нужно время! — прокричал Эндрю, показывая на бруствер, подготовленный ранее рабочими Калинки.
О’Дональд кивнул, соглашаясь. Теперь они должны были выиграть время, чтобы вызволить Киндреда.
— Я займусь этим, — крикнул О’Дональд.
— Пэт, прикажи кому-нибудь другому — ты отступаешь вместе со мной.
— Но полковник, дорогуша, я не могу…
— Можешь, — мрачно сказал Эндрю. — Ты нужен мне. Я бы остался сам, но, Господь свидетель, мне тоже нельзя. Так что прикажи кому-нибудь из своих офицеров остаться здесь. Им придется держаться, пока мы все не покинем перевал. Мы дадим сигнал «Оганкиту», чтобы он помог им. Скажи им, что, когда остатки армии уйдут, они должны уничтожить орудия и прорываться к реке. Приступай!
Мимо с шумом прошла батарея, О’Дональд поскакал за ней и направил ее на позицию.
Это было подразделение Данливи, и Эндрю пытался заглушить в себе все чувства. Лучше пусть погибнут немногие, чем три тысячи под командованием Киндреда окажутся оторванными от остальной армии. Он понимал, что батарее нужна поддержка пехоты. Сквозь дым битвы было видно подразделение, которое все еще сохраняло форму квадрата. Им тоже придется удерживать перевал.
Эндрю галопом поскакал к осколку части.
— Кто здесь командир? — прокричал он.
— Очевидно, я, сэр.
Эндрю похолодел. «Господи, ну почему все так складывается?» — думал он, чувствуя усталость от того, что он делал. Но он не мог изменить приказ, каким бы сильным ни было его личное чувство.
— Ты все делаешь правильно, сынок, — спокойно сказал Эндрю. — Я повышаю тебя, и теперь ты — полковник.
Выражение лица Готорна не изменилось. Эндрю показалось, что юноша постарел лет на двадцать со времени их последней встречи, когда тот смеялся, как ребенок, оттого, что летит на воздушном шаре.
— Готорн, становись рядом с Данливи. Приказываю тебе удерживать позиции, пока вся армия не пройдет через перевал. Им придется спуститься вниз по этой узкой дороге перед тобой. Артиллерия должна заставить противника сохранять дистанцию, чтобы позволить нашим выйти из леса. Сынок, если ты не продержишься до тех пор, полк Киндреда погибнет, и тогда тугары уничтожат нас всех еще до того, как мы доберемся до города. Ты меня понимаешь?
— Да, сэр. Другими словами, стоять до последнего человека.
Эндрю промолчал.
— «Оганкит» будет поддерживать вас с фланга. На корабле сосредоточена большая огневая мощь. Я предоставляю тебе решать. Когда ты почувствуешь, что мы ушли от преследования, прорывайся к реке. «Оганкит» подберет вас. Увидимся на закате, Готорн.
Юноша отдал честь. Эндрю начал разворачивать лошадь, но остановился. Наклонившись, он протянул руку, и Готорн схватил ее.
— Благослови тебя Господь, сынок. Не беспокойся о жене и ребенке. Я лично позабочусь о них.
— Храни вас Бог, — спокойно ответил Готорн, и его голос прозвучал как-то отстраненно.
Выпустив руку юноши, Эндрю галопом ускакал прочь, чувствуя леденящий холод внутри и стараясь сдержать слезы.
Готорн вернулся на линию огня и через силу улыбнулся Дмитрию:
— Ты умеешь плавать. Дмитрий?
— Я могу научиться очень быстро, — сказал крестьянин. — В самом деле, очень быстро.
— Будем надеяться, что ты успеешь научиться.
— Шевелитесь, шевелитесь! — кричал Майна. — И инструмент, ради всего святого, возьмите инструмент.
Бригады рабочих сновали взад и вперед, подбирая все, что можно было перевезти. Свисток поезда пронзительно заверещал, и, направляясь к двери, Майна увидел, как «Бангор» отъезжает от порохового завода. Вагоны были набиты бочками, вагонетки наполнены углем, серой и селитрой, которые можно было переработать вручную в городе.
Выйдя из здания, Майна стал взбираться по лестнице на трубу. Достигнув вершины и крепко уцепившись одной рукой за верхнюю перекладину лестницы, он стал смотреть на север. Дождь кончился, сменившись легким западным ветерком, который принес клочья дыма с перевала. На всем обозримом пространстве он видел сотни костров, на которых люди Флетчера сжигали все, что не могли увезти. Костры горели уже несколько дней, дым стоял над Русью, от самых отдаленных районов до болот на границе с Вазимой в сорока милях отсюда. Врагу не оставляли ничего. Каждый амбар, каждое поле с неубранным урожаем сжигались; телеги, которые не могли увезти, разбивали вдребезги, а оставшуюся на них провизию втаптывали в грязь. Тысячи тонн жизненно необходимого пропитания уничтожалось просто потому, что не было времени его вывозить. По крайней мере, тугары, придя, не найдут ничего, что могло бы помочь им.
Дорога вдоль реки была забита солдатами, направляющимися в город. Ворота во внутренней стене уже были закрыты, и подходящие части двигались прямо на определенные им позиции за огромным земляным валом. Из восточных ворот тянулся многотысячный поток ополченцев, устремлявшихся на свои позиции. Джону Майне казалось, что весь мир сошел с ума.
Со всех сторон к городу мчались повозки, груженные урожаем с полей, погонщики яростно подстегивали лошадей. Казалось, повсюду воцарились хаос и безумие. «Бангор» издал пронзительный свисток и двинулся к городу.
Джон смотрел на все, что создал, на маленькую промышленную империю, которая там, дома, была бы предметом зависти. Все, что он сделал, должно было вот-вот исчезнуть, и, проливая горькие слезы, Джон начал спускаться вниз, чтобы помочь с погрузкой последней партии.
Перевал был чист, и Эндрю вздохнул с облегчением. Некое подобие порядка наконец восстанавливалось. Люди Киндреда, вызволенные из их опасного положения, бежали мимо него в сторону Суздаля.
