– Беда в том, – продолжал араб, – что я не чувствую в себе сил, которые, очевидно, чувствовал шейх. Да, я ненавидел своего господина, мне надоело получать от него зуботычины, я хотел ограбить его и сбежать. Но я не смогу стать правителем огромной страны, я куда более простой человек, и мои устремления просты. Поэтому я никуда не пойду, а продам тебя китайцам. От Салима, который у меня главный по передаче контрабанды китайским купцам, я слышал, что есть у него один знакомый китаец, который интересуется разными необычными штучками. Ты со своим необычным ликом вполне сойдёшь за такую штучку. Я думаю, на кинжале, который забрал у тебя шейх, и на тебе самом я смогу заработать приличные деньги, уеду далеко на восток, где меня никто не найдёт, открою там лавку или что-нибудь вроде того…
Абдаллах крикнул своих подручных и приказал связать Богдана – здесь он поступил совершенно правильно, словно прочитав в мыслях землянина, что тот постарается сбежать при первом удобном случае.
До утра пленника оставили в том же шатре, и у него была возможность поразмышлять. Богдан понимал, что теперь он оказался в ситуации куда худшей, чем под пусть и явно временным, но покровительством шейха. Ясно, что он избежал участи быть зарезанным Абдаллахом, но что ждёт его у китайцев, знал лишь бог, а коли такового вроде бы нет, то, получается, не знал никто.
С аль-Хасимом Богдан имел вполне определённый шанс добраться до дворца под вооружённой охраной и уже на знакомой территории постараться обдурить хотя и хитрых, но тёмных в техническом отношении средневековых арабов. Теперь он стал самым обычным товаром, и не мог даже предположить, в чьих руках окажется.
Конечно, Богдан сразу же подумал, что если его план с шейхом начал осуществляться, то почему бы не попытаться провернуть то же самое и с кем-то из китайцев, тем более с любознательным? Но никто не мог гарантировать, что его рассказу поверят так же, как поверил когда-то Тассилон или совсем недавно аль-Хасим. Новый «хозяин» для установления истины вполне мог применить пытки, которых Богдан пока счастливо избегал, и тогда даже если его потащат показывать расположение «врат», он явно будет не в лучшей физической форме, чтобы оказать сопротивление, попав во дворец.
Ясно было, что можно ломать голову хоть до рассвета и не придумать ничего путного. Единственным результатом таких «головоломок» могла стать лишь тяжёлая от недосыпа голова, когда уже не способен думать вообще, и тем более действовать при случае. Поэтому Богдан, проверив для очистки совести крепость своих пут – связали его на совесть, – постарался устроиться поудобнее и уснул.
Утром пленника развязали, позволили совершить омовение в ручье и покормили. Во время умывания Богдан прикидывал, не представится ли возможность как-то бежать, но стерегли его зорко, да и куда убежишь пешим в такой местности от семи верховых и без серьёзного оружия? Богдан решил пока не рисковать и поберечь силы и здоровье.
Все утренние приготовления в дорогу происходили почти молча. Очевидно, Абдаллах ещё ночью обговорил всё со своими людьми, и теперь действовал по уже установленному плану. Богдан попробовал разговорить нового командира отряда, но араб отвечал односложно, а в конце концов вообще посоветовал замолчать. На попытки Богдана завести беседу с Садамом или Салимом, Абдаллах прикрикнул – и даже не столько на Богдана, сколько на Салима, который попробовал что-то ответить юноше.
Вскоре после завтрака, закопав тела шейха и Абу-Керима, маленький отряд двинулся в путь. Богдана посадили на лошадь, связав руки. На каждую из ног накинули верёвку, привязав концы к подпруге седла – таким образом, даже освободив руки, пленник вынужден был бы потратить много времени, чтобы развязать ноги. Конечно, он мог пытаться бежать на лошади, но без припасов и оружия далеко не убежишь. Богдан так и не понял, водились ли здесь какие-то серьёзные хищники, но, в любом случае, без снаряжения он не мог даже думать о побеге.
Кроме того, чтобы вернуться на противоположный берег и попытаться отыскать место, где лежали его вещи и, самое главное, лучемёт, требовалось переплыть реку. Делать этого вплавь Богдан и раньше не собирался, а узнав о существовании рыбы-дракона, тем более не поплыл бы без лодки или плота. Если попытаться воспользоваться плотами, которые спрятали в роще арабы, в любом случае Богдан в одиночку не дотащил бы ни один из них до воды – слишком плоты были велики. Особенно в ситуации, когда его могла вот-вот настигнуть погоня, о таком даже не стоило и думать.
Покорившись, Богдан следовал в середине «великолепной семёрки», от которой теперь зависела его жизнь. Отряд поехал не вглубь территории, а, следуя по какому-то известному Салиму маршруту, забирал вправо, почти параллельно реке.
Примерно в середине дня, въехав на очередную возвышенность, Салим остановился среди группки деревьев и махнул рукой следовавшему за ним отряду. Абдаллах приказал людям спешиться и укрыться в кустах, а сам поскакал к Салиму.
Богдану развязали ноги, сняли с коня и усадили на землю. Закрытый листвой, он ничего не видел, и никто ему ничего не объяснял. Старшина Садам и остальные четверо воинов зорко стерегли его, пока отсутствовали их командир и Салим. Примерно минут через сорок Абдаллах вернулся и сообщил, что впереди расположен небольшой китайский форт, где делают привалы многие караваны купцов. Салим отправился на разведку, а они пока будут ждать.
Чтобы скоротать время, перекусили вяленой бараниной и сухарями, запив всё водой из бурдюка. Наконец, часа через три разведчик вернулся и сообщил с радостью, что в форте есть как раз и его знакомые купцы. С помощью условных сигналов он сумел вызвать их на разговор и сообщить, что у его хозяина имеется товар, который может заинтересовать китайцев. Купцы согласились встретиться и должны были подъехать примерно через час-другой.
Богдан, помассировав связанные руки о колени, начал даже дремать, дожидаясь развязки. Сквозь полудрёму он услышал стук копыт – китайцы ехали, особо не скрываясь на собственной территории.
Кавалькада из пяти всадников спустилась с каменистого холма, и перед Богданом предстали ещё одни представители местного населения. Ликом они ничем не отличались от тех китайцев, которых юноша видел, как правило, лишь по телевизору или же изредка на улицах российских городов, в репортажах о приезде каких-то делегаций и тому подобных миссиях. А вот в одежде было много интересного и неожиданного.
Надо сказать, что в советской средней школе семидесятых годов, когда учился Богдан, программа по истории не злоупотребляла вниманием к средневековому Китаю. Поэтому мало кто знал, как одевались жители Поднебесной в те времена, какое у них было оружие и прочие предметы обихода. Не знал и даже практически не представлял этого и Богдан.
Глава 25
В отряде, представшем перед Богданом и арабами, двое были явно «штатскими», хотя на боку у каждого болтались ножны с мечом. Длину лезвия Богдан определить не смог – ножны почти скрывались полами одежды, но, судя по рукоятке с овальной гардой, это были именно мечи.
Эти двое и являлись, очевидно, купцами, о которых говорил Салим. Круглые шапочки с выступающими квадратными полями и помпошками на макушке дополняли их свободные халаты приятной розово-зеленоватой расцветки. На ногах, упиравшихся в стремена, красовались кожаные туфли – у одного купца ярко-жёлтые, у другого тёмно-коричневые. Грудь каждого купца украшали серебряные цепи с кулонами из цветных камней.
