— Мои поздравления, — высказалась я и аккуратно потянула свежеиспеченного гра-арлла к себе, подальше от трона испытаний, на котором все еще продолжали гореть контуры, будто приглашали к продолжению банкета.
— Служу Артаксару и Артаксаридам! — тихо промолвил мужчина, шокированный случившимся более всей вместе взятой публики.
Ставлю тысячу против копейки, он ни о чем таком и не помышлял, потому, думается, и огреб. А уж как он расценивает свалившуюся на голову должность: наказание иль награда, пока небось и сам толком не разобрал, но уже впрягся и готов везти. Такие ответственные за все и за всех, включая газ и воду, редко встречаются. Повезло Артаксару как государству и Артаксаридам как династии. Ведь кто бы на трон ни сел, все равно, прав канцлер, будет считаться Артаксаридом — уж такой-то внешний обычай ломать ни к чему. На костяке из традиций держится мир и людское спокойствие. Тут перемены нешуточные предстоят, так хоть внешний порядок сохранить следует. И, промежду прочим, когда Седой (вот ведь так и не удосужилась до сих пор именем человека поинтересоваться, а теперь уже поздновато) про служение говорил, он не на трон, зал или меня — на Киза глядел. И взгляд у него эдакий проникновенно-преданный был, уважительный. Что это? Маневр — временное признание короля, пока нового не переизбрали, или канцлер с кардинальским уклоном через свои браслетки вкупе с ошейником что-то эдакое почувствовал, для нас непостижимое?
Что ж, поживем — увидим, доживем — узнаем. А что до дворянской толпы, то после производства Седого в ранг канцлера больше никого ни заставлять, ни уговаривать не пришлось. Уяснив, что здесь и сейчас не только избирается король, которому в самом ближайшем будущем придется рисковать своей шкурой ради восстановления некоего загадочного жернова, но еще и делятся важные придворные должности, дворяне ломанулись вперед как крестоносцы на лед Чудского озера. Откровенной свары не наблюдалось, а вот оттоптанные ноги (кое у кого из мужчин на ногах туфли с каблуками сантиметра по четыре были) и локти под дых (тайком, чтобы я не приметила) появились в избытке.
Вперед выбился-таки, оттерев коллег массой тела, тот пузан из троицы бдивших у ложа короля. Недолго думая он повторил подвиг Седого — шлепнул ладонь на правый подлокотник и… взвыл дурным голосом, потрясая в воздухе рукой, выглядевший так, словно ее на раскаленной сковороде поджаривали.
«Трон-артефакт, модель ки-ар, символ Изначального Договора, дополнительные функции — мини-печь», — мысленно прокомментировала я. Нет, крови и боли не люблю, но этот мерзкий тип у меня почти с первых секунд визуального знакомства вызывал такой приступ рефлекторной антипатии, что сочувствовать ему я сейчас не могла. Да еще и ощущение того, что не с бухты-барахты он огреб от трона руку-запеканку, имелось совершенно отчетливое.
Приливная волна кандидатов снова отхлынула от трона. Ага, первого наградили, второго покарали, причины неизвестны, а что с третьим будет? Вдруг — пуф! — и горстка пепла, а дома вина недопиты, деликатесы недоедены и вообще масса срочных дел. Впрочем, бежать из зала никто не пытался. Все-таки подобный трюк означал бы открытое неповиновение Служительнице. На первый пробный шар в виде вотума недоверия явились Силы, а если сейчас снова кто-то начнет артачиться, неизвестно, что я вообще выкину.
Похоже, на Нертаране про Служительниц слышали, но, как и везде, смутно, и не представляли, что это за зверье такое и с чем его едят, хотя при этом были свято уверены, что зверье шибко могущественное и эксцентричное. Н-да, вспомним слова Сил: таких, как я, у них не было очень давно, настолько давно, что сама должность стала легендой, а значит, обросла таким количеством слухов, что, говори любую дичь, и в нее поверят. Искушение сказать «бу!» колыхнулось в душе и исчезло. Лучше не рисковать, а то хватит тут половину населения инфаркт — неудобно получится перед Гарнагом. Ну что, опять, что ли, приказывать? Как-то не хочется, не должно людей принуждать даже к самому процессу выбора. Что ж, снова начинать демонстративно хмуриться и капать на мозги?
Положение спас новоиспеченный канцлер. Он шагнул к трону и заговорил негромко, спокойно и уверенно:
— Благородные коры, прошу внимания вашего. Гар Справедливый свидетелем будет словам моим об испытаниях сути, что постиг я ныне. Смертей от касания к меткам выбора не прибудет. Через них Артаксар зрит разум, сердце и душу претендента. — Поочередно Седой указал на все три отпечатка, а Шеллай восхитился под нос: «Великолепно! Какая изумительная сила!» — и выбирает достойного, карая тех, чьи помыслы и чаяния считает постыдными.
— То есть ожог от первого касания — результат недостойных мыслей, — резюмировала я, многозначительно покосившись на баюкающего пострадавшую руку пузана. — Алчное стремление к власти и богатству, поставленное выше государственных целей, тут не котируются.
— Воистину, — подписался под каждым моим словом Седой, потирая браслетку на правой руке.
Ага! Так ему с трона еще и пакет данных о кандидатах сливают. Вот это агрегат! Я метнула взгляд на Киза, замершего бесстрастной статуей и проводящего политику невмешательства. Интересно, к нему тоже информационный кабель подтянули? По физиономии не угадаешь, но если уж канцлеру сообщают, то королю (пусть даже ВРИО) сам Гарнаг велел.
Ай да артефакты-реликвии! Удобный предмет для проверки на вшивость. Будущему королю не повредят знания о членах Собрания, заодно, может, придется пересмотреть и сам вопрос о составе оного. Аскетов-подвижников среди кадров нет и быть не может, но, думаю, датчик на наказание не включится, если мания хапуги сдерживается стремлением к процветанию страны.
Итак, уяснив, что смерть никому не грозит, а шанс пролезть во власть все еще остается, к трону, впрочем, уже не так ретиво (физическая боль — аргумент не из последних), но все-таки потянулся народ. Уведомлять их о встроенном передатчике ни я, ни Седой, ни тем паче Киз не стали. Зачем людей нервировать и лишать себя возможности собрать халявное досье на элиту артаксарского дворянства?
Третьим кандидатом на возложение дланей оказался тип с постной миной. Видать, положение обязывало, потому отсидеться в задних рядах не было возможности. Кислый коснулся ладонью первого отпечатка. Постоял, подождал, сам переложил руку на второй отпечаток ладони, никакой тяги при этом не чувствуя, а потом на центральный. Отступил и констатировал:
— Ничего.
«У мышки кончился завод? Да не должно бы, мы крепко аккумулятор зарядили. Значит, Постный не опасен для мира, государства и монарха, но и интереса не представляет. Балласт. Что дальше?»
Снова взбодрившись (мне показалось, грайолов простимулировала идейка «если уж этот гад ничего не огреб, то и меня пронесет»), очередь пошла живее. Три пешки вслед за Постным отстрелялись вхолостую. Четвертому руку прижарило на второй печати (ага, мозги у него, может, и нормально работают, а сердце гнилое), но послабее, чем лапу толстяка. Пятый, еще молодой и ничем не отличившийся мужчина с тонкими усиками (не вопивший, не возмущавшийся моим произволом, не бросавшийся на плащеносца) едва тронул первую печать, как расплылся в дурацкой улыбке от уха до уха и протянул:
