Хадамаха на бегу рванул куртку с плеч:
— Надо оторваться! Чтобы они нас не видели! И снова уйдем в Средний мир! — Хадамаха подпрыгнул раз, другой, сдирая с себя торбаза, будто собирался плыть. А штаны не спасти. Ну почему, что бы ни сталось на Сивире, всегда страдают невинные — в смысле ни в чем не повинные штаны? — Держи! — всовывая Хакмару куртку и торбаза, гаркнул он. — Садись на меня!
Рубаха с треском лопнула под напором громадных лап. Штаны треснули по шву, темная шерсть полезла в прорехи. Громадный черный медведь дернул лапой, отбрасывая разодранные в тряпку штаны. Красные волки с визгом вцепились в тряпку, выдирая ее друг у друга — остро запахло жженой кожей. Хакмар вспрыгнул на спину медведя, и тот помчался обманчиво неуклюжей, но на самом деле стремительной побежкой. Аякчан подхватила зайца и взмыла над Великой рекой. Сзади раздался разочарованный вой дяргулей. Медведь наддал… и тут же заревел — испепеляющий Жар дохнул ему прямо в зад, заставляя тлеть шерсть на лапах и коротком хвосте.
— Они поджигают Реку! — крикнула Аякчан.
Медведь невольно оглянулся. Красные волки мчались по поверхности Реки, на бегу опуская узкие морды в черную воду. Костер Рыжего пламени вспыхнул в одном месте… во втором, в третьем, Огоньки потянулись друг к дружке… поперек Реки вздулся гигантский Пламенный пузырь и стремительно покатился на беглецов. Сквозь тонкую оранжево-багровую пленку Пламени было видно, как внутри, сосредоточенно перебирая лапами, бегут дяргули.
Хакмар скатился с медведя и рванул назад, на бегу выхватывая из ножен меч. Клинок хищно полыхнул Алым заревом и вонзился в тонкую стенку пузыря. Грянул взрыв! Нестерпимо алая вспышка слепила глаза, и медведь уже не видел, как взбухает клуб оранжево-багрового Пламени и летят во все стороны дяргули. Из кипения Огня вылетел подброшенный взрывом Хакмар. Аякчан извернулась в воздухе, цапнула его за ногу… Медведь взвыл — оба грянулись ему на спину. Он распластался на поверхности Великой реки и тут же провалился вниз…
— Ар-р-р-гх! — проламывая низкие кусты, медведь свалился в снег.
— А-о-у-у! — Аякчан и Хакмар снова рухнули ему на спину. Скатились по бокам. Медведь успел смутно удивиться — Аякчан по-прежнему прижимала к себе зайца. Надо же, живой длинноухий! Но ненадолго. Из возникшей прямо в воздухе прорехи валились дяргули. Потрепанные, измятые, обгоревшие и по-прежнему не собирающиеся упускать добычу.
Медведь успел только вскочить. Дяргули посыпались на него, как шишки с елки. Он метнулся в сторону, но пылающие пасти уже впились в него со всех сторон. В нос ударил смрад горелой шерсти, его собственной горелой шерсти! Налетел Хакмар, срубил дяргуля в прыжке, но тут же еще двое нацелились парню в горло. Отчаянно визжа, Аякчан пуляла Огненными шарами по дяргулям, но те легко уворачивались, норовя ухватить девушку за подол.
— Улетай! — закричал Хакмар. Вместо ответа Аякчан спикировала к нему, обстреливая дяргулей россыпью Огненных шариков. Оттолкнувшись от катающегося по снегу медведя, дяргуль вскочил Аякчан на плечи и впился зубами в затылок. Аякчан страшно закричала и грянулась оземь. Дяргули накрыли ее живым шевелящимся ковром.
Грозный рокот бубна прокатился над битвой, как копьем пронзая крики, рев и визг рыжих тварей. От этого рокота дрожали кости, и мышцы превращались в студень, из глоток дяргулей вырвался дружный пронзительный вой.
Чернин сугнун ээлери
Черзи-сарыг угбаларым…
— прогудел грозный голос.
Хозяйки земли и воды
Это вы, мои медно-желтые сестры…
На поросшем кустарником холме плясал Донгар. Его колотушка была воткнута в снег, так что предрассветные лучи озаряли ее красным, будто шаман окунул ее в кровь. Донгар двигался по ходу Солнца, и, кроме бубна, в его руках был еще веер, украшенный белыми и красными лентами. Донгар держал его за деревянную рукоять, и на веере тускло поблескивали бронзовые изображения солнца и луны.
— Ай хуннуг ала-челбииш — мой веер, мой полосатый веер… — пел Донгар. — Там, где должна зайти луна, пусть заходит! Там, где должно взойти солнце, приходи скорее! Хотал-эква, великая Коу-няма, Солнце-матерь — я твой шаман, прошу и заклинаю, дай свой луч, чтобы снег растаял…
Небо зарокотало в ответ, точно внутри него заработал невидимый механизм, заставляющий небеса поворачиваться — и острый, как клинок, горячий, как Пламя, золотой солнечный луч врезался в отсветы алых предрассветных красок и, словно ястреб стаю куропаток, разогнал их прочь. Луч побежал по небесам, соскользнул с них, как с черного льда… и уперся в верхушки сосен!
Снег на ветках зашипел, вздымаясь паром, и поток талой воды рухнул медведю на голову. Визжащие дяргули метались, норовя увернуться от хлещущих сверху струй…
— Убирайтесь оттуда! Сюда, скорее! — заорал с холма Донгар и снова затопал, продолжая пляску. — Ты, имеющая каркающих птиц, надевшая шубу из шкуры барса, ездящая на сверкающем коне, более пестром, чем барс…
Снег таял. Вода лилась с деревьев, словно то и не деревья вовсе, а водопады. Снег под деревьями растворялся, будто под ним не земля была, а котелок, поставленный на Огонь, и быстрыми юркими ручьями устремлялся к дяргулям. Ручьи становились шире, шире… Вокруг лап медведя закручивались водовороты. Вода поднималась все выше и выше…
Дяргули безумствовали. Они пытались бежать, но вода догоняла их, лилась сверху. С шипением гас тусклый блеск их шкур. Дяргули прыгали, норовя взобраться друг на друга. Соскальзывали и с диким визгом начинали биться в воде. Вцепившиеся в медведя красные волки теперь пытались найти спасение на его спине. Медведь гневно рыкнул и притопил дяргуля лапой. Хакмар и Аякчан уже бежали к холму. Ноги у них разъезжались. В несколько прыжков медведь догнал их, подставил холку Хакмару под пальцы. Парень вцепился в жесткий густой мех. Вода поднималась.
— Снег, как море, взболтаешь ты, Солнце-Мать… — пел Донгар.
Визжащих дяргулей крутило в водоворотах. Карабкающийся на холм медведь пошатнулся — земля расползалась у него под лапами, не давая взобраться повыше. Тяжело навалился на холку Хакмар. Вода поднималась все выше и выше, точно весь талый снег окрест превращался в ручьи и мчался сюда, к холму, на котором плясал шаман. Заяц сорвался у Аякчан с рук и поскакал наверх.
— Хадамаха, миленький, давай, поднажми! — Аякчан изо всех сил вцепилась в медвежий мех и потащила, сама скользя торбазами и проваливаясь в кипящие под коленками буруны. И словно именно этого крошечного усилия не хватало — медведь рванулся вперед, обрушивая из-под лап целые пласты размокшей земли, и выбрался на холм, волоча за собой Хакмара, и проломился сквозь мокрые кусты…
Все трое, с хрипом дыша, рухнули у ног шамана.
— Белую пену взметнешь, ель могучую выворотишь и вверх корнями поставишь! — с явным облегчением в голосе рявкнул Донгар, и его веер на деревянной ручке загреб воздух, как весло — воду. Громадная волна взметнулась между соснами — точно сама Повелительница Седна прислала сюда свой Океан! На миг зависла, курчавясь гневной белой пеной среди тускло-зеленых крон… и, ломая деревья, как палочки для растопки, ударила вниз. Прямо в дяргулей — с силой великанского кулака!
