пел Канда.
Счастливо визжа, девчонки ринулись к танцорам и закружились вокруг них в хороводе. Хадамахе даже показалось, что он заметил среди танцующих Калтащ, но тут же потерял ее за вихрем развевающихся кос, длинных лент и пушистых лисьих хвостов, нашитых на танцевальные парки.
Когда солнце весною греет,
На нересте хариусов
Успокоятся разгоряченные сердца,
К нам приходит весна!
— К нам приходит весна! — пел хоровод, и даже пришедшие с Кандой люди притопывали, желая и не смея присоединиться к чужому камланию.
— И-и-и-и-и! — пронзительный, точно комариный, писк затрепетал в воздухе, и крохотные ма-си, духи мольбища, стайками взмывали над хороводом.
— Масенькие какие! — умиленно сказала Аякчан, прислоняясь к плечу Хакмара. Парень помедлил мгновение и неуверенно, будто боясь, что девушка сейчас полыхнет столбом Пламени, обнял ее за плечи. Аякчан удовлетворенно вздохнула.
Ма-си звенящими вихрями ринулись к шесту-хорею. Три шкурки совсем маленьких, еще пятнистых, оленят — с ножками, копытцами и крохотными молодыми рожками — повисли на хорее вниз мордочками. Ритм бубна изменился.
— Крутая гора Байладя! — запел Канда.
— Евэ-э-евэ-э! — подхватил хор.
Крутая гора Байладя, евэ-э-евэ-э,
К небу, евэ-э, ты простираешься, евэ-э-евэ-э,
К воде, евэ-э, ты простираешься.
В землю ты основанием уходишь.
Крутая гора, крутая гора Байладя, евэ-э-евэ-э!
Детвора из тигров, медведей, крылатых уже сновала по вырубке, выставляя туески, завернутые в бересту свертки и раскладывая на шкурах медные украшения. Донгар неожиданно шагнул вперед и крадущимся неслышным шагом, точно темная зловещая тень, скользнул к приношениям.
— Ты куд… — хотел окликнуть его Хадамаха и замолчал. Донгар знает, что делает, да и ему самому надо кой-чего провернуть.
— Гора Байладя, отнеси наши подарки! — закричал Канда и ухнул в бубен. — Владыка Верхних небес, возьми свою долю!
Золотая, отец и Белоперая горстями подхватили украшения и швырнули их в небо. Блестящим дождем медные побрякушки зависли над толпой. На один короткий удар сердца казалось, что сейчас они посыплются обратно на головы… Сияние начищенной меди померкло… Миг! И они исчезли, точно чья-то гигантская рука смахнула их, принимая подношение. Хадамаха вздохнул с облегчением. Зато по лицу Канды промелькнула тень. Но он тут же пошел вокруг хорея, напевая:
— Най-эква, многоязыкая Ут, мать Огня, возьми свою долю!
Берестяные туеса распахнулись. Куски мяса, рыбы, костяные и деревянные безделушки полетели в костры. Языки Пламени с урчанием вгрызлились в приношения, пожирая рыбу и мясо, обгладывая кости. Ба-бах-бах! Золотистые, серебряные, голубые, фиолетовые искры взвились над кострами, разлетелись во все стороны, точно сверкающие иголки осыпались с елок. Заорала и запрыгала детвора, танцуя по рассыпающимся цветным бликам и восторженно взвизгивая, когда горячая искра касалась кожи.
— Здоровые дети будут, сильные, с кровью горячей! — завел Канда. — Седна, владычица Океана, возьми и ты свою долю!
Звенящий рой ма-си налетел на самый большой берестяной короб, набитый дарами земли — сушеной ягодой, олениной, деревом и железом — всем, чего нет в Океане. С натугой приподняв короб, поволок прочь… Плавное течение обряда замедлилось — Тэму, люди-косатки, проломились сквозь толпу и принялись нагружать ма-си сувенирами с большой земли.
— Это жене, это сыну — только не перепутайте! Это дядюшке Аксу, это тетушке Ань…
— Прекратите! — злобно прошипел Канда, расталкивая Тэму. — За каким Эрликом твоему сыну эта палка нужна, тебе что, его бить нечем?
— Так земная же! В лесу росла! — поднял на него потрясенные глаза Тэму. — Да он нарочно шкодить будет, чтобы такой палкой получить! Это ж совсем не то что ребром кита по попе!
— Вот сейчас ты у меня колотушкой по голове огребешь! — замахнулся Канда.
Донгар тенью скользнул у него за спиной. Крышка короба с подношениями распахнулась. Ма-си зажжужали громче. Крышка с легким стуком захлопнулась. Канда обернулся… Но Донгар уже стоял рядом с Хадамахой, сосредоточенно посасывая длинный порез на запястье.
— Ай-ой, поранился чуток! — поймав взгляд Хадамахи, улыбнулся он.
— Летите отсюда! — рявкнул Канда на ма-си. Короб с подношениями взмыл над лесом и унесся по направлению к реке. Оттуда раздался гул — словно на лед швырнули гигантский каменный мяч, — и над верхушками сосен взметнулась пенная струя воды. Лицо Канды потемнело еще больше, но бубен зарокотал снова.
— Калтащ-эква, мать Умай, Моу-няма — твоя доля!
Щедрая россыпь украшений, серебряных монеток, мяса и рыбы посыпалась из перевернутых коробов… и стала медленно, как грязь после дождя, впитываться в ставшую вдруг рыхлой и влажной землю. Хадамаха запустил руку за пазуху. Даром он, что ли, где ни присядет, все с деревяшками возился! Между пальцами у него свисало узорчато вырезанное из дерева ожерелье. Оглядевшись по сторонам, не смотрит ли кто, он бережно разложил ожерелье по земле.
— Ах! — под ногами томно вздохнули, и ожерелье начало погружаться в заволновавшуюся землю.
Хадамаха радостно улыбнулся… и столкнулся взглядом с Донгаром.
— Я ей так мало дарю, — смущенно пробормотал он.
— Зато красивое очень, — серьезно сказал Донгар.
Канда недобрым взглядом проводил исчезнувшие в земле дары… и закружился на месте:
— Взяли долю Хозяин Верхних небес и великие Хозяйки-сестры! Дожди дадут, рыбу в реке, дичь в леса, оленей в стада, детей в люльку! Кэси — большая удача всем племенам, что камлание заказывали, пришла! Кэси пришла! — словно ставя точку, Канда бухнул колотушкой в бубен.
Молчаливо стоящие в сторонке люди вдруг заволновались.
— А мы-то! Мы ж камлания не заказывали! — вскричала та самая баба, что собиралась снимать шкуры за еду для детей. — Мы тут случайные люди! Мы теперь — ачин кэсилэ бэйэ! Бесфартовые люди! От нас барсук увернется, куница насмерть заест! Это ж нашу удачу Канда берет, другим отдает!
— Бегите! — одними губами шепнул Хадамаха.
Его словно услышали. Люди толпой ринулись к лесу. Канда захохотал и взмахнул колотушкой. Столбом дыма ма-си изогнулись над вырубкой и обрушились на убегающих. Над людьми вспыхнули цветные сполохи — блеклые и размытые, какие иногда загораются в небе среди Дня. Ма-си вгрызлись в это цветное сияние и принялись рвать его на части, как гусеницы в листе, проедая извилистые ходы и проплешины. Люди заметались, крича и размахивая руками, точно рассчитывая отогнать рвущих удачу духов, как мух.
— Останови ма-си, Донгар! — взмолился Хадамаха. — Без кэси в тайге не выжить!
— Я не могу. Люди сами сюда пришли: шкуры снимать, тела соседей на части рубить, детенышей ловить.
