– Достаточно того, что я тебя понимаю, – ответил Идигер.
Он приблизился вплотную к императрице и произнес:
– Отдай мне золото Бельфеддора, и я отдам тебе Икестоса. Я жду твоего решения три дня. Найдешь меня в трактире «Красная скала».
* * *
Обоз медленно продвигался в хвосте отряда. Поход длился уже несколько недель, однако добыча оставляла желать лучшего – повозки, отнятые у крестьян в захваченных селениях, были заполнены едва наполовину.
Хорруг шел пешком в середине обоза, рядом верхом на гнедом гиппарионе ехал Аррелий.
– Почему ты до сих пор не добыл себе коня, дружище? – спросил арамей. – У тебя уже не раз была такая возможность.
Хорруг пожал плечами.
– Зачем мне конь? Только лишние хлопоты – корми его, чисти…
– Пешком ты не захватишь богатую добычу. А коня в крайнем случае можно и продать.
– Кому продать? – Хорруг усмехнулся. – Вы, арамеи, – нищие, и грабите таких же нищих. В итоге все остаетесь ни с чем.
– Я заметил, ты не очень-то жаждешь драться, – произнес Аррелий.
– А я заметил, что мне не с кем драться. Да и не для чего. Я убивал своих врагов, чтобы выжить самому. Ваши же битвы лишены всякого смысла.
– Ты не прав, – возразил Аррелий. – Мы тоже сражаемся, чтобы выжить.
Хорруг покачал головой.
– Не пытайся обмануть сам себя. Ваши военные походы – всего лишь грабеж и разбой.
– Пусть так, но не делай мы этого, наши семьи умерли бы от голода.
– Попробуйте сами себя прокормить, как жители равнины, которых вы грабите, – предложил Хорруг.
Аррелий покачал головой.
– Ты видел, где мы живем. У нас нет ни лугов, где мог бы пастись скот, ни полей, где мы могли бы растить урожай, лишь дремучие леса. Мы не в состоянии запасти достаточно корма для боевых гиппарионов, в конце зимы большинство приходится забивать на мясо. Одной охотой не прожить, приходится выходить в степь. Не ты первый додумался, что можно осесть на земле. Некоторые арамейские роды покинули леса и ушли жить на равнину, но попали в рабство к правителям ногарских провинций, многих перебили. Пусть уж лучше нас считают разбойниками, но рабами арамеи не станут.
Хорруг вздохнул и в свою очередь покачал головой.
– Так не может продолжаться вечно, – заметил он.
В этот момент князь Саратоний, ехавший во главе своей дружины, натянул поводья и вскинул руку, подавая сигнал всему отряду. Всадники остановились, встал и обоз.
Поднявшись на повозку, Хорруг окинул равнину взглядом из-под ладони. Аррелий тоже пристально вгляделся вдаль, привстав на стременах. Из степи к отряду быстро приближались два всадника.
– Лазутчики, – опознал их Аррелий. – Князь посылал их на разведку. Поеду, узнаю, какие новости.
Он пришпорил гиппариона и присоединился к остальным воинам, окружившим князя.
Хорруг уселся на козлы повозки. Поглаживая усы и бороду, он смотрел на арамеев и думал о бессмысленности всего происходящего.
Поход арамеев за весенней добычей проходил утомительно, вызывая лишь смертельную тоску. До сих пор дружина не встретила сколько-нибудь достойного сопротивления, однако добычи это не принесло практически никакой. Вся ногарская равнина была разорена многолетней войной, амбары в селениях пустовали, многочисленные отряды ногарских солдат, кочевых племен и разбойников уже разграбили зимние запасы крестьян. Пашни зарастали бурьяном, всюду царило запустение.
Захватить богатую добычу возможно было лишь в крупных городах Ногары, но такие крепости были не по зубам малочисленной дружине князя Саратония. Даже на открытой местности войска ногарских правителей без особого труда могли бы разгромить отряд арамеев из двухсот клинков – нечего было и думать идти штурмом на крепостные укрепления. Большинство городов развалившейся Ногарской империи не подчинялись власти императора, особенно здесь, в полуночных провинциях, каждый город жил своей жизнью под управлением собственного царя и аристократии, многие вели затяжные войны не только с кочевниками и лесными варварами, но и меж собой. Однако для арамейских дружин они оставались неприступными крепостями.
Стойбища гипитов и других кочевых племен также приходилось обходить стороной, ибо они и сами были не прочь поживиться легкой добычей.
Времена процветания Ногарской империи, о которых Хорруг слышал когда-то от старого Арденга и дуба-отца, давно канули в прошлое. Ныне вся ногарская равнина жила лишь грабежом и разбоем, как и побережье. Столетняя война опустошила полуночные земли рухнувшей империи, мор и голод неумолимо выкашивали жителей равнины наравне с клинками многочисленных грабителей.
– Не спи, дружище, нас ждет бой! – окликнул Хорруга подъехавший Аррелий.
– Что говорят лазутчики? – поинтересовался Хорруг.
– Впереди большое селение. Похоже, мы первыми наведаемся туда этой весной, так что наверняка там есть, чем поживиться.
– Смотрите не подавитесь, – мрачно посоветовал Хорруг.
Аррелий расхохотался.
– Князь берет с собой только всадников, – сообщил он. – Пешие воины остаются с обозом. Если хочешь, могу взять тебя в седло. Мой гиппарион выдержит двоих.
Хорруг махнул рукой.
– Езжай сам, а я останусь здесь. Мне ваша возня уже наскучила.
Аррелий снова расхохотался.
– Не унывай, дружище! – воскликнул он и хлопнул каданга по плечу. – Какой трофей тебе привезти в подарок?
– Подарки девицам делать будешь, – отмахнулся Хорруг. – А назад привези самого себя, ты еще нужен Ние.
При упоминании о сестре Аррелий сразу посерьезнел.
– У меня к тебе просьба, друг, – сказал он. – Если я не вернусь из этого похода, не оставляй мою сестру без защиты. Она не может стать тебе женой, но оставь ее при себе хотя бы служанкой.
– Не рано ли ты себя хоронишь? – усмехнулся Хорруг.
Аррелий пожал плечами.
– Мы уже давно не забирались так далеко в земли Ногары, всякое может случиться.
Хорруг коснулся ладонью рукояти своего меча, затем взглянул арамею в глаза и произнес:
– Ты вернешься из этого похода. Это я тебе обещаю.
Аррелий ничего не ответил. Пришпорив гиппариона, он присоединился к остальным всадникам. Вскоре отряд в сотню клинков во главе с князем Саратонием помчался по степи.
* * *
Жрец Идигер неподвижно сидел в жестком деревянном кресле с высокой спинкой, устремив взгляд на ровное пламя стоявшей на столе свечи, когда раздался стук в дверь.
– Войди, – разрешил жрец.
В комнату осторожно вошел молодой трактирный слуга.
– Тебя хочет видеть женщина, – сообщил он.
