– Подкрепись, – посоветовал он спутнику.
Демилий последовал его примеру. Утолив немного голод, юноша спросил:
– А что же дальше?
– Подождем, – ответил Хорруг.
– Чего мы будем ждать? – удивился Демилий.
– Тихо, – потребовал Хорруг, отступив за дверь.
Дверь распахнулась, в комнату вошел Икестос. Увидев Демилия, он опешил.
– Как ты здесь оказался?!
Хорруг захлопнул дверь за спиной ногара. Икестос обернулся, попытавшись выхватить меч, но острие клинка Хорруга уперлось в его грудь.
– Отсюда вам не выйти, – предупредил Икестос, без страха глядя в бесцветные глаза Хорруга.
– Это ты отсюда можешь не выйти, – с мрачной угрозой поправил Хорруг. – А мы попытаемся.
– Чего ты хочешь? – спросил Икестос. – Свободы?
– Я и так свободен. Где мой меч?
– Его тебе уже не видать, варвар.
Хорруг надавил на клинок. Вокруг острия на рубашке ногара начало расплываться темное пятно.
– Мне повторить свой вопрос? – мрачно осведомился Хорруг.
– Твой меч с остальными дарами отправлен царю Хишимера, – сообщил Икестос, облизнув пересохшие губы. – Ты уже не вернешь его.
– Посмотрим.
Хорруг ударил Икестоса рукоятью меча по голове. Оглушенный ногар распластался на полу.
Распахнув дверь, Хорруг лицом к лицу столкнулся с тремя ногарскими воинами. Ударив головой в лицо одного из ногаров, Хорруг сбил его с ног. Ударом меча он пронзил другого и его телом толкнул третьего, попытавшегося достать клинком неожиданного противника. Подхватив меч поверженного воина, Хорруг молниеносно добил ногаров.
– А мне что делать? – спросил Демилий, оторопело глядя на трупы ногарских воинов.
– Разыщи своих, – приказал Хорруг. – В схватки не ввязывайся. Оставь оружие, так будешь похож на простого слугу. Иди, а я отвлеку ногаров.
Оба разбежались в разные стороны.
В крепости поднялся переполох. Повсюду сновали группы воинов Икестоса и солдат правителя Хорума с факелами в руках, обыскивая каждый закоулок.
Впрочем, Хорруг недолго пытался оставаться незамеченным и вновь напал первым на ногарских воинов. Боевой опыт Хорруга был уже достаточно велик, да и уроки дуба-отца не прошли даром. Беглец получил лишь несколько легких ранений, сам же вывел из строя не менее двух десятков ногарских солдат. Ожесточенные схватки вспыхивали одна за другой. Хорруг увлекал преследователей за собой, перемещаясь из одной крепостной постройки в другую и вступая в бой снова и снова, словно забавляясь какой-то своей жестокой кровавой игрой. Но как ни ловок он был и сколько сил ни прибавляла ему собственная злоба, преимущество все же было на стороне противников – хватало одного только численного перевеса. У конюшни во дворе крепости ногары загнали Хорруга в угол.
С мечом в одной руке и с кинжалом в другой Хорруг угрюмо смотрел на три десятка ногаров, готовых изрубить его. За спиной была лишь глухая стена, путей к отступлению больше не оставалось.
– Ну? Кто хочет подохнуть первым? – с угрозой спросил Хорруг.
Он не впервые задавал этот вопрос своим противникам и всегда видел в их глазах одно и то же – нерешительность. Воинов не страшила смерть как таковая, но первым умирать не хотел никто.
В воздухе просвистела стрела и пробила бедро Хорруга. Беглец сжал зубы и медленно осел на одно колено. Из башенной бойницы выглянул Икестос с гастрафетом
[5]
в руках.
– Взять живым! – прозвучал приказ.
Хорруг сделал попытку подняться и взмахнул мечом, однако ногары, навалившись все сразу, выбили клинок из его руки. Удар обухом секиры по затылку погасил сознание беглеца.
Когда Икестос спустился вниз и вышел к конюшне, Хорруг уже был связан.
– Где второй? – спросил Икестос.
– Вот он. Схватили у самой решетки подземелья.
К его ногам бросили связанного Демилия. В окружении своей свиты и воинов появился правитель Хорума.
– От твоих рабов слишком много беспокойства, – недовольно произнес Ксеностос. – Они гуляют по моей крепости, словно у себя дома.
– Прошу прощения, – извинился Икестос. – Они будут наказаны.
– Их следовало бы обезглавить прямо здесь, – заметил царь Хорума.
– Поверь, для них есть гораздо худшее наказание, чем смерть, – заверил Икестос хозяина крепости. – По крайней мере, для этого гордеца. – Он тронул носком сапога бесчувственное тело Хорруга. – Твоим подданным это тоже наверняка понравится, горожанам не помешает взбодриться.
Удар, который Хорруг получил по голове, был довольно силен. В чувство его привело лишь ведро студеной колодезной воды, которой его окатили на рассвете.
Хорруг покрутил головой. Большего ему сделать не удалось – шея и запястья оказались зажаты деревянной колодкой, сам же он стоял на коленях в повозке посреди городской площади, стянутый веревками так, что невозможно было ни повернуться, ни подняться. Скосив взгляд, Хорруг увидел рядом с собой Демилия – юноша находился точно в таком же положении.
– Нашел? – прохрипел Хорруг.
– Ч-что? – не понял Демилий.
– Своих нашел?
Юноша ответил не сразу, он ожидал от товарища чего угодно, но явно не этого вопроса.
– Их сегодня уведут на продажу хишимерам, – все же сообщил он.
– А ты крепкий, – услышал Хорруг знакомый голос. – Тебе чуть башку не проломили, а ты уже языком молотишь.
Хорруг поднял взгляд. Перед повозкой стоял Икестос с несколькими воинами из своего отряда. Дальше Хорруг увидел толпу горожан. Люди громко переговаривались, указывая на пленников пальцами, иные посмеивались.
– Что скажешь, раб? – с усмешкой спросил Икестос.
Хорруг лишь сжал зубы.
– Посмотрим, не убавится ли в тебе гордости уже сегодня к вечеру.
Икестос повернулся к горожанам и объявил:
– Жители Хорума, вот вам мой подарок! На сегодня они ваши!
Хорруг снова скрипнул зубами. Он отлично понял, что означают слова ногара. Их с Демилием подвергли наказанию, которое широко применялось в Ногаре для разбойников. Скованного беспомощного человека на целый день выставляли в оживленном месте, где любой мог вдоволь поизгаляться над арестантом. Толпа бездумно, без устали и без жалости подвергала наказанных пыткам, издевательствам, унижениям. Зачастую жертвы толпы умирали в мучениях на потеху публике.
Едва Икестос со своими воинами покинул площадь, оставив лишь двух стражей, молодой паренек в толпе поднял камень, подкинул его в руке, прицелился, затем метнул в повозку. Камень ударил в колодку рядом с ухом Хорруга. Раздался смех толпы.