– Нетрудно было догадаться, что снова увижу тебя, – процедил Азгадер, смерив Хорруга взглядом, полным ненависти.
– Хорошо, что ты еще не забыл меня, – ответил Хорруг. – У нас есть кое-что, от чего ты наверняка не откажешься.
– И что же это?
Хорруг кивнул жрецу. Аммат развернул тряпицу, что держал в руках. Из-под ткани показалась черная пульсирующая плоть.
Кровь прилила к лицу Азгадера.
– Чего вы хотите? – злобно спросил царь.
– Чтобы ты убрался обратно со своим войском и никогда не возвращался, – ответил Хорруг.
– А ты смел, даже чересчур, – отметил Азгадер не без некоторого восхищения. – Один мой взмах руки – и мои лучники всех вас утыкают стрелами.
– А мне и махать не придется, – мрачно произнес Хорруг. – Твои лучники даже не успеют натянуть тетиву, как мой клинок вонзится тебе под ребра, и кольчуга тебя не спасет. А мой спутник тем временем вонзит кинжал в сердце твоего бога. Даже не знаю, что для тебя страшнее.
– Твой бог заставил тебя прийти сюда, – вступил в разговор Аммат. – Мне это известно. Нет нужды проливать кровь, чтобы угодить ему. Ты уже выполнил клятву, выступив с войском в поход. Мы же готовы отдать то, что хочет Тот.
– Ваши условия я понял, – произнес Азгадер. – Но ведь на слово вы мне не поверите.
– Твой бог даже из своего мира следит за исполнением клятв его слугами, – ответил Аммат. – Пусть и на сей раз он послужит гарантом. Принеси клятву, что никогда больше не выдвинешь свои войска против арамеев.
Азгадер размышлял недолго.
– Пусть будет так, – через силу произнес царь.
Обернувшись к своему сопровождению, он крикнул:
– Один ко мне! И жреца сюда!
Тотчас один из всадников приблизился к царю и спешился по его приказу. За воином последовал старший из жрецов.
– Заклинание! – потребовал Азгадер от служителя культа.
Сам он вырвал кинжал из ножен воина и всадил клинок в его сердце. Сделано это было столь молниеносно, что воин не успел ни удивиться, ни испугаться. Хорруг остался недвижим, хотя внутри все дрогнуло от неожиданности – ему впервые довелось увидеть такое. Аммат, более сведущий в таинствах темного культа, был невозмутим.
– Тота призываю в свидетели! – воззвал Азгадер. – Клянусь никогда более не идти войной против арамеев. Клятву свою приношу в обмен на сердце бога.
Глаза убитого царем воина вдруг вспыхнули злобным огнем, а в лице неожиданно проявились черты звериного лика бога Смерти. Азгадер отшатнулся – он явно не ожидал подобного. Мертвый воин протянул руку к Аммату, державшему сердце Тота, его пальцы вытянулись длинными когтями. Дромид поспешно отступил назад. Хишимерский жрец растерянно смотрел на свирепого мертвеца, тот же, на счастье служителя культа, не обратил на него внимания. Так и не дотянувшись ни до царя, ни до дромида, жертва обряда хрипло провозгласила:
– Клятва принята.
Сказав это, мертвый воин рухнул на землю.
– Похоже, ты слишком часто в последнее время обращался к своему богу и ему это не очень нравится, – заметил Аммат.
– Ты кое-что должен мне, жрец, – со злобой прохрипел Азгадер.
Аммат снова завернул сердце Тота в тряпицу и передал хишимерскому жрецу. Азгадер взошел в свою колесницу.
– Еще одно, царь, – остановил его Хорруг.
– Что? – спросил Азгадер.
– Этому парню, – Хорруг указал на тело воина, через которого был призван в свидетели Тот, – гиппарион уже не понадобится. Думаю, никто не обидится, если я оставлю коня себе.
С этими словами Хорруг взял гиппариона под уздцы. Азгадер скрипнул зубами от злости.
– Я поклялся не воевать против арамеев, – произнес он. – Но вы двое – не арамеи. Советую не забывать об этом.
Азгадер взмахнул кнутом и развернул колесницу. В сопровождении всей своей свиты царь вернулся к войску.
Хорруг и Аммат также вернулись к своим товарищам.
– Вижу, вам удалось убедить их царя, – заметил Тороний, глядя, как отряды хишимеров, растянувшиеся по степи, отходят прочь. – Я не ошибся в вас, парни.
– А мы, похоже, остались без добычи, – проворчал Аррелий. – Хотя, не все, – добавил он, выразительно взглянув на гиппариона, которого держал за повод Хорруг.
– Зависть – греховное чувство, друг мой, – наставительно произнес Аммат. – Оно исходит от алчности и порождает ненависть.
– Не начинай свои проповеди, – отмахнулся Аррелий. – Я все равно не стану поклоняться твоим дромидийским богам.
– Им не нужно поклоняться, – рассмеялся в ответ Аммат. – Достаточно прислушиваться к их наставлениям и голосу собственной совести.
– Откуда у этого дикаря совесть?! – фыркнула Минессис.
Хорруг вставил ногу в стремя и поднялся в седло.
– Возвращаемся, – скомандовал он товарищам.
Спутники последовали за ним туда, где развернулись шеренги малочисленного войска арамеев.
– Хотел бы я знать, что такого ты сказал хишимерам, – озадаченно произнес Килоний, когда Хорруг подъехал к нему.
– Достаточно того, что мы смогли с ними договориться, – отозвался Хорруг.
Пешие и конные воины окружили нескольких смельчаков, заставивших отступить хишимерское войско. Хорруг окинул взглядом арамеев:
– Что скажете теперь? Достоин я быть вашим князем?
Арамеи притихли. Килоний нахмурился и проворчал:
– Все никак не угомонишься…
Неожиданно Тороний вскинул свой меч и провозгласил:
– Князь!
– Князь! – поддержал его Аррелий, также вскинув клинок.
Их поддержали воины, присоединившиеся к отряду еще в лесу. А вскоре и остальные арамеи, потрясая оружием, выкрикивали то же слово.
– Чего разгалделись?! – рявкнул Килоний. – Такие дела на совете решаются. Не говорите за весь род.
– Что ж, спросим остальных, – ответил ему Хорруг. – Возвращаемся домой.
Он пришпорил гиппариона, направив его к лесу. Арамеи последовали за своим новым предводителем, которого признали князем. Последним поле несостоявшейся битвы покинул Килоний, мрачный, как грозовая туча.
* * *
Еще издали рыбаки услышали шум, доносившийся из города. В темное небо поднималось множество дымков, словно на улицах жгли костры, как при нашествии чумы.
– Что это, отец? – с тревогой спросил молодой паренек. – Неужели мораги ворвались в город?
– Скоро узнаем, – ответил рыбак постарше.
Внешне он оставался спокоен, однако сердце дрогнуло в груди в тревожном предчувствии несчастья. Пока Дегон с сыном Героном был в море, пытаясь добыть хоть какое-то пропитание для семьи, дома оставались хворая жена и младшая дочь Арианта.