Игнис пришел в себя утром. Комната была пуста. Дверь заперта, только створка оконца болталась на петлях. Платье Бетулы и платок Моллиса лежали на чреслах Игниса. Он поднялся, оделся, потрогал рукой воду, словно не мог поверить, что миновала целая ночь, но вода уже остыла. И еда остыла, хотя и не потеряла вкус. Стены, потолок с ребрами стропил не несли на себе и следа от ночной ворожбы. Не было и следа от ночной убийцы. Разве только исчезла паутина в углах, и дерево казалось не старым и рассохшимся, а молодым. Во всяком случае, капли смолы на брусьях блестели. Игнис вспомнил о видении, посмотрел на собственную грудь и увидел полоску засохшей смолы как раз там, где к нему прикасалась грудью Бетула. Что-то впилось в босую ногу. Принц наклонился и поднял уже знакомый перстень. Камень на нем едва заметно помаргивал. Игнис глубоко вздохнул и закрылся, погасил то, что таилось в его груди. Затем он развернул сверток на полу. В нем оказался меч. Его рукоять была выполнена точно так, как он любил, на полтора хвата с выступом на трети от яблока эфеса, яблока, которое на этом мече скорее напоминало комок переплетенных, глянцевых черных корней. Рукоять покрывала как будто кора ветлы, но кора гладкая, и привычные трещины на ней не мешали хвату. А сам клинок… Игнис погладил простые, словно склеенные из желтой, с ободранным верхним слоем, бересты ножны, удивился их гладкости и потянул за рукоять. Изогнулась двумя отшлифованными сучьями гарда, показался клинок.
Удивление, смешанное с болью, ухватило его за сердце. Клинок был великолепен. Он совпадал с той длиной, к которой привык Игнис, и отбалансирован был точно так же. Заточка, если так можно было говорить о тончайшей деревянной кромке, была идеальной. Лезвие тянулось тонкими волнами, подсказывая, что Бетула оставила принцу не простой меч, а изысканный фламберг. Почти такой же, с какими сражались когда-то этлу в битве у Бараггала. Правда, те фламберги были длиннее и выполнены из стали. Игнис видел обломки в оружейной Лаписа. А этот… Принц погладил клинок. Вместо сплетения слоев стали перед ним было сплетение древесных волокон. Игнис нашел на полу кинжал, вздохнул и несильно ударил стальным лезвием по деревянному у гарды. Дерево было рассечено на палец.
– Прости, Бетула, – прошептал Игнис, убрал поврежденный подарок девчонки в ножны и стал одеваться. Через полчаса, с мешком и мечом на спине, с перстнем на пальце и двумя кинжалами на поясе, он вышел в город. Присутствия чужого, о котором говорила Бетула, он не почувствовал. Еще через час, посидев в трактире, который располагался напротив ратуши, Игнис узнал из разговоров, что в Анкиде творятся чудные дела. Узнал, что война на севере уже началась или вот-вот начнется, что северные разбойники вконец обнаглели и вполне могут добраться до Галаты, вот только что толку наниматься в галатское войско, жалованье плохое, а добычи нет, потому как война пока еще не добралась до Галаты, да и лучше бы не добиралась никогда. Конечно, можно пойти в вольные охотники, сбор завершается как раз сегодня, а они отправляются в виде доброго послания галатского короля на помощь Махру и Касаду, но кто ж туда возьмет? Там требуются ушлые мечники и всадники, потому как добывать славу для галатского короля им придется на чужой земле, да еще в самом жару. Не каждого берут, не каждого. Да и жалованье тоже не очень, вся надежда на трофеи и прибытки в схватках. Так ведь где прибытки, там и убытки! Вон у главного охотника нынешнего отряда и у самого обрубок вместо левой руки.
Игнис уже собирался отставить остывшее вино с пряностями, но разговор зашел о степняках, о которых тоже забывать не следовало. А затем перекинулся и на Ардуус, который вдруг стал великим, обратил все атерские, да и араманские королевства и княжества в свои герцогства, а то, которое закорячилось, вообще прихлопнул. Во всяком случае, все семейство короля Лаписа перебито, и кто это сделал, разбойники, заговорщики какие или соседи из Кирума, так и неизвестно.
В полдень, придя в себя от услышанного, Игнис медленно пошел к шатрам. У самого дальнего из них он и нашел однорукого седого воина, который назвался лигурром Волуптасом, прижал обрубком левой руки меч, которым он упражнялся, разгладил седые усы и окинул принца презрительным взором.
– Чекер, значит? Асаш? Но по-чекерски не говоришь. Говоришь по-атерски, по-лигуррски и по-каламски? Годится. У нас все говорят по-лигуррски и по-каламски. Если, конечно, ты нам подойдешь. Откуда ты? С острова Сепу? Разве там не всех еще чекеров вырезали? Или твои родители были последними? Впрочем, мне плевать, откуда ты. Выходим сегодня. Нас, вместе со мной, одиннадцать. Хочешь быть двенадцатым? А с бабой справишься? Что у тебя за спиной? Деревянный меч для упражнений? Так доставай, деревяшка подойдет, а то ведь наша баба может и посечь тебя, если сталью будешь размахивать. Вискера! Бери палку, иди сюда!
Бабой оказалась невысокая, крепкая женщина лет двадцати пяти. Хотя, если бы Игнис разглядел только ее глаза, он бы дал ей все пятьдесят. Но ее лицо, ее формы, ее стать, которая угадывалась даже сквозь лигуррские порты и куртку, говорили только об одном – ей не просто двадцать пять, а те самые двадцать пять, которые встречаются на сотни тысяч подобных не более одного раза. Она была не просто красива, она была невозможно красива. Она сшибала с ног, только приблизившись и показавшись. Игнис сглотнул горечь, которая стояла на языке. В другое время он, пожалуй, зашатался бы от восхищения… Но теперь… Теперь он смотрел на Вискеру и видел отца, мать, братьев и сестер. Игнис закрыл глаза, запах Бетулы все еще был с ним.
– Ничего себе, деревяшка, – хмыкнула Вискера. – Только изящество резьбы по дереву не прибавляет умения. Сражайся.
У нее в руке была обычная палка. Игнис согнул колени, перехватил рукоять меча Бетулы. Все-таки он был очень удобен, очень. Жаль, что оставался игрушкой, но… Но зарубки на деревянном лезвии не было. Куда она делась?
Вискера напала мгновенно, Игнис едва успел уклониться. Взмахнул мечом, почти достал ее, повернулся вокруг себя, пропуская очередной ее выпад, поймал ее удар гарда в гарду, уперся глазами в непроглядный черный взгляд.
– Пойдет, – отбросила палку Вискера. – Бери его, Волуптас. Он не хуже тебя, к тому же у него две руки.
– И все? – разочарованно бросил ей вслед воин. – Могла бы хоть приложить его разок о камень. Ладно, – повернулся он к Игнису. – Только имей в виду – лошадь я тебя дам, а меч и доспех взамен той старой кожанки, что на тебе теперь, будешь добывать себе сам.
Глава 16
Обстинар
– Вот здесь их и нашли, – проговорил Соллерс, стоя на краю пропасти. Далеко внизу шумел, пенился на порогах, рычал водный поток.
– Всех? – спросил Лаурус.
Он был моложе Соллерса на четырнадцать лет. Лаурус Арундо, по безродному отцу Вадум, не достигший еще и тридцати лет, назначенный воеводой пяти тысяч атерских воинов, четыре тысячи из которых самовольно перепоручил Соллерсу Кертусу, брату последнего короля Обстинара. Или, как посмеивались теперь в Ардуусе по поводу каждого из подобных королей, почетного правителя и регента при молодом герцоге. И вот брат как будто уже и не короля, но все еще потомок древнего рода пошел в подчинение к юнцу, который не так давно был мастером самой неприметной проездной башни Ардууса. Но не потому, что Лаурус сделал Соллерсу выгодное предложение или имел наглость иметь собственное представление о том, как следует донимать вошедшие в пределы Аббуту и Обстинара северные полчища. Добрый совет относительно Соллерса Лаурусу дал Кастор Арундо, его дядя. Сразу по возвращении из Лаписа он вызвал племянника к себе, потребовал рассказать о странных замыслах, еще бы, стольких лошадей затребовал себе вновь испеченный воевода, недовольно кряхтел в течение всего рассказа, а потом посоветовал взять помощником и мастером основной части войска Соллерса Кертуса. И воин изрядный, и воевода не из последних. Мурус, у которого Соллерс был помощником до последнего дня, отправился на юг, но выходца из Обстинара пожалел, оставил в Ардуусе на посылках у Кастора, потому как в беде оказался родной для Соллерса край, а Кастору было больно смотреть, как младший брат короля Обстинара, будь тот почетный или еще какой правитель собственной земли, рвет кольчужницу у себя на груди. И вот теперь невысокий, поджарый, чернявый, коротко остриженный Соллерс Кертус, так и не успевший обзавестись к сорока одному году семьей, стоял на краю пропасти и показывал Лаурусу Арундо место, где был найден истерзанный король Тимора Вигил Валор и большая часть его спутников.
