— Ну й що це за маскарад? — агрессивно осведомилась гражданка, пальцем подцепив Павла за наручники. — Я що, по-вашим, не бачу зовсим? Свого мужика вид виряженого не видризняю? Це кого ж ти мени привив, капитан?
— Что значит выряженного?! — попробовал возмутиться Сергеев, но номер не прошел.
— А те значить, що не Паша це!
Федор кашлянул и поперхнулся очередным вопросом или окриком.
— Ну тобто, може, звичайно й Паша, хто же його знаэ… — уточнила гражданочка и уверенно заключила: — А тильки не мий Паша!
Павел усмехнулся и повернулся к напарнику:
— Кажись, не прокатило. Снимай погремушки.
Федор полез за ключами.
— Ну, раз такая глазастая, — процедил он, — садись обратно на койку. Поговорим по душам. Остальных попрошу освободить помещение.
Он слазил за пазуху и махнул в воздухе красной корочкой удостоверения, как будто у кого-то еще оставались сомнения в его месте работы. Однако эффект оказался для опера неожиданным. Славянская гражданка была в комнате только одна, остальные принадлежали к тем самым классическим в понимании Павла беженкам, которые давно потеряли доверие к людям в форме и со всяческими удостоверениями. А вот напористости и громкоголосости каждой из них было не занимать.
В комнате немедленно начался бедлам. На смешанном кавказско-русском диалекте три женщины вывалили на Сергеева, а заодно и на его конвоируемого, воз и маленькую тележку причин, по которым они не могут, а главное, даже и не собираются освобождать помещение. Матерям тут же стали вторить выученные нехитрым приемам бытового экстремизма дети, отчего уловить конкретику и конструктивизм в многочисленных посылах и пожеланиях теперь было окончательно невозможно. Зато стало совершенно очевидным, что в их проблемах с жильем и регистрацией, в голодном детстве детей и беспробудном пьянстве безработных мужей, в последних терактах Аль-Каиды и во взяточничестве московских ментов, в русском шовинизме и в воровстве на кухне из общего котла, а также почему-то в развале Советского Союза виноват лично он — простой московский опер.
Сергеев с каменным лицом слушал этот базарный гвалт целых полторы минуты. Потом, убедившись, что самостоятельно эта местная «горячая точка» не остынет, поднял руку и гаркнул:
— А ну тихо, бабы! Распоряжение администрации! У всех, кого обнаружу в комнате, имею право проверять срок регистрации!
Первыми смолкли женщины. Секунду спустя дети. Кто-то из младших продолжил по инерции канючить, но тут же получил от брата подзатыльник. Затем образовалось сложное множественное движение, прерванное лишь на миг возгласом славянки: «Фарида, моих захвати!..» И вот в комнате уже осталось трое.
— Так, — снисходительно заключил Федор и повернулся к гражданке. — Имя, фамилия?
— Пыкина Таисия Антипиевна.
— Откуда знаешь, что я капитан?
— Так ще ж з тих самих пор, як ви Ермалая заарештували…
— Было дело, — согласился Сергеев. — Ты вот что, Таисия, говори по-нормальному. Умеешь ведь.
— Умею. — Женщина вздохнула. Отошла к своей койке, уселась. — Ну, спрашивай быстрее, раз уж пришел. А то мне ведь еще детей кормить.
Павла она игнорировала, видимо, сочтя инструментом неудачной инсценировки.
— Успеешь, — буркнул Федор, присаживаясь напротив. — Этого откуда знаешь?
Он кивнул в сторону Павла, но славянка даже головы не повернула.
— Этого я совсем не знаю. И откуда он взялся у тебя, не знаю. И куда Паша мой делся, не знаю! И кто был здесь утром до тебя!.. Мне самой, когда соседи сказали, впору в милицию было бежать!..
— Так чего ж не побежала? — решительно пресек Федор начинающуюся показательную истерику.
— А кто бы меня там послушал? Кто бомжа пропавшего искать станет? Ты, что ли?
— Вот я-то как раз ищу, — удивил ее Сергеев. — И он тоже ищет. — Федор снова кивнул на Павла и вдруг добавил: — Брат как-никак. Родная душа.
Женщина наконец всмотрелась в гостя повнимательнее, но вопрос все равно вышел брезгливо-недоверчивым:
— Близнец, что ли?
— А разве не похож? — произнес Павел свои первые в этом доме слова.
— Как две капли, — призналась Таисия. — Да только на свете еще и не то бывает. Чем докажешь?
Павел с Федором переглянулись. Этого вопроса следовало ждать, но придумать ответ Сергеев, похоже, не успел.
— Расскажи-ка лучше ты нам кое-что, — произнес он строго. — Сама родом откуда будешь?
— А какая разница, — немедленно насторожилась гражданка, приготовившись наглухо запереться. — Ну, допустим, из Иркутска я.
— Все правильно, — выговорил Павел, поворачиваясь к Сергееву. — Там я его и потерял. — И снова гражданке: — Вы ведь в Иркутске встретились?
— Да. — Доверия в ее голосе мгновенно прибавилось. — А вас как зовут?
— Кеша я, — брякнул Павел первое, что пришло в голову. — Иннокентий… Когда вы познакомились, он уже выписался из больницы?
— Из какой больницы?
— Да ясно из какой, из клинической.
— А вы откуда знаете, если потеряли?
— Да оттуда, что я там его как раз не застал. Только врачи говорили, что до выписки там было как до Пекина…
Таисия вдруг всхлипнула и потупилась.
— Не выписывался Паша никуда. Я ему одежду принесла, вот он и ушел. Сестрой я там работала…
— Когда это было? — встрял Федор.
— Да вот летом, в июле.
— Сходится… — пробормотал опер. Он имел в виду дату гибели экспедиции, но женщина поняла это по-своему.
— Так вы правда брат? И правда его потеряли тогда?
— Правда. — Павел вздохнул как можно более натурально. — Не в себе он из дома ушел. Ну, вы уже знаете, наверно, бывают у него такие приступы…
Расчет был прост: чужак в этом мире обязательно проявит свои странности. Пусть в мелочах, пусть ненадолго… Однако коренному обитателю Ствола они сразу резанут глаз.
— Ну да, ну бывают… — произнесла Таисия, — так что ж теперь, человека на произвол бросать?..
Тон у нее теперь был плаксиво-оправдывающийся, явно говоривший: любовь зла…
— Так, землячка, — распорядился Сергеев. — Давай-ка теперь по порядку все. Где встретились, как, когда? И что потом делали? Особенно он.
— Ну, я же говорю, в больницу к нам поступил. Без памяти, без документов, без родных… Жалкий такой, слабый… Ну, я за ним ходить стала… Потом он говорить понемногу начал, имя вспомнил, а фамилию как отрезало. Сначала вроде все понять пытался, в какой, мол, стране. Про порядки, про законы… Международным положением интересовался, между прочим! Про Ассамблею какую-то… Это я как щас запомнила: еле встает человек, фамилии не помнит, в каком городе не знает, а все туда же — о политике… А потом… потом, в общем… — Она махнула рукой и вновь всхлипнула, закрыв лицо.
