Керк беззвучно рассмеялся. Здоровяк, так легко его одолевший, никогда раньше не слыхал о настоящих убийцах. «Поговорить начистоту!» Первым признаком принадлежности к профессиональным убийцам было отсутствие языка. Правда, сам он не числился в знаменитой Тихой Гильдии, где юношам, постигающим искусство отнятия жизни, язык вырывали специально. Его, Керка Вилсенда, лишил языка прошлый хозяин, когда счел достаточно искусным убийцей. Это было большой честью. Настоящий убийца, даже пойманный и подвергнутый пыткам, никогда не сможет выдать имени своего хозяина. Керк снова рассмеялся. Заметив на простодушном лице воина удивление, он раскрыл пустой рот.
Одиночка сквозь зубы выругался. Он не сомневался, что убийцу подослал славный мастер Гремен. Причина тоже была понятна: торгаш отлично устроился в Чаплтеке и вовсе не хотел, чтобы ему мешали. Но убийца наверняка знал и многое другое… вот только рассказать не мог.
Видя растерянность врага, Керк ухмыльнулся. Мозг его лихорадочно работал. Лезвие секиры, дрожащее у самого горла, чуть отодвинулось. Воин явно колебался, не зная, что предпринять. Значит, оставался шанс вырваться. Последний шанс. Это Керк понимал даже слишком отчетливо. Если рвануться и добежать до двери прежде, чем воин опомнится, все получится. Правда, Дел Гремен ошибок не прощает, придется уносить ноги, но работа для настоящего мастера везде найдется… Керк резко ударил воина в пах.
Хватка ослабла. Дернувшись всем телом, Керк сумел высвободиться. Сбитая торопливым ударом лампа погасла. Темнота дала ему несколько мгновений форы. Керк прыгнул к двери, обеими руками нащупывая засов. Он почти успел… что-то твердое толкнуло в спину, пронзило тело тупой болью. Все еще пытаясь справиться с засовом, Керк с ужасом осознал, что руки перестают слушаться… одежда на спине стала влажной и теплой, колени подогнулись. Он умер, так и не успев этого осознать.
Кривясь от боли, Одиночка нашарил лампу и оперся о стол. Ноги дрожали от противной слабости, в голове туманилось. Чтобы собраться с мыслями, он сделал несколько глотков из фляжки. В ней оставалось совсем чуть-чуть, но теперь он знал точно, что никакого другого вина в форте даже нюхать не станет. Одиночка скосил глаза на лежащего у двери убийцу, потом на мирно посапывающего магиера. А он еще раздумывал, не почудился ли ему странный вкус эля за ужином. Хвала богам, осторожность победила. Сунь он два пальца в рот четвертью часа позже, и было бы поздно. Дурман свалил бы его, как свалил Корона. И лежал бы сейчас добрый малый по прозвищу Одиночка, остывая, а рядом бы еще быстрее холодел один многоопытный магиер. Преодолевая тошноту, Одиночка несколько раз пихнул приятеля, но тот и не думал просыпаться. Хитроумные мариозе не стали поить их ядами: знали, подлецы, что магиер наверняка почувствует. Гораздо проще подсыпать безобидного сонного порошка, а потом спокойно зарезать сонных.
Одиночка мотнул головой, отгоняя забытье. Надо было решать, что делать дальше. Он был жив, но чувствовал себя прескверно и имел на руках сладко спящего магиера плюс труп убийцы, которого вот-вот хватятся. И чего они вообще сунулись в долину, говорили же умные люди, мол, проклятое это место! Стараясь не обращать внимания на боль в паху и дурноту от снотворного, Одиночка допил вино и вздохнул. Не такой уж у него богатый выбор. До рассвета еще далеко, авось магиер очнется. Тогда они попробуют бежать. А пока воин собирался выяснить, что же происходит в форте такого, ради чего и убийцу дорогим гостям подослать нежалко.
У двери Одиночка помедлил, потом выдернул секиру из мертвого тела и отер лезвие. Хороший бросок. Метко и глупо. Впрочем, вся затея с визитом в Чаплтек была хреновой.
На галерее было пусто. Снизу доносились неторопливые шаги часового, но Одиночка, рассудив, что часовой во внутреннем дворе вряд ли слишком внимателен, прополз за балюстрадой. Спуститься вниз по одной из опор было несложно, но действие дурмана до сих пор не прошло, и земли он коснулся уже мокрый от пота. Сердце гулко билось. Одиночка облизнул пересохшие губы и сплюнул привкус давешней отравы. Ночь выдалась светлая, луна светила вовсю, но это было только на руку: зубчатые стены и башни форта отбрасывали причудливые черные тени. Растворившись в них, он мог проскользнуть куда угодно. Одиночка с мрачным удовлетворением нащупал намотанную на пояс веревку. Хорошо, что он такой запасливый. Первым делом стоило заглянуть в таинственную пристройку главной башни. Одиночка поднял глаза. Даже сейчас, далеко за полночь, узкие окна неярко светились.
Он двинулся вдоль стены. Кони под навесом, почуяв человека, захрапели, но часовой даже не посмотрел в их сторону. Одиночка еще днем заметил, что пристройка не примыкает к башне вплотную, а сообщается с ней несколькими закрытыми переходами. Оставшееся пространство шириной в дюжину шагов использовалось для хранения всякой всячины: пустых бочек, дров, котлов со смолой на случай осады и многого другого. Сейчас все это было покрыто непроницаемым мраком, и Одиночка поздравил себя с неожиданным везением. Здесь часовой не смог бы заметить его при всем желании.
Заброшенная кошка, негромко звякнув, застряла в слуховом окне. Одиночка замер, боясь даже дышать, но стражник был слишком далеко, чтобы услышать подозрительный шум. Поднявшись до второго этажа, Одиночка осторожно заглянул в окно. Жилище мариозе, ясно с первого взгляда. Витиеватые узоры на драпировках стен, богато расписанный золотом кальян, ярко-красный халат, небрежно брошенный на спинку кресла. В комнате горели лампы, но самого мариозе видно не было. Одиночка торопливо сотворил святой знак. В придорожных харчевнях частенько болтали, что жилища мариозе – настоящие святилища злых духов, украшенные засушенными трупами животных и человеческими костями. Одиночка не слишком верил в досужие рассказы, но теперь признал, что доля правды в них была. В углу замерло, уставившись остекленевшими глазами в никуда, чучело Дикого, а на полке у кровати лежали несколько выбеленных человеческих черепов. Дополняли обстановку шкаф с фолиантами и уставленный колбами стол. Главное было в другом: у Одиночки не осталось никаких сомнений, что Дел Гремен солгал. Мариозе не были в форте случайными гостями, заехавшими поторговать. Они обосновались в Чаплтеке всерьез и надолго.
Одиночка уже собирался подниматься выше, когда заметил еще одно чучело. Оно стояло в простенке между окон, шелковая драпировка наполовину скрывала его, но то, что воин сумел разглядеть, заставило его вздрогнуть. Это было чучело детеныша тролля, небольшое и аккуратно сработанное. Чучело тролля с крыльями. Пальцы Одиночки едва не разжались, но он взял себя в руки. Следовало торопиться. В хорошие времена он мог бы продержаться на веревке хоть до утра, но теперь, ослабевший от недавней раны и дурной после дозы сонного порошка, чувствовал, что ладони деревенеют от усталости. Главное он узнал. «Купцы» с островов в форте не случайно, крылатая пакость – тоже. Прав был магиер: нечисто в Чаплтеке. Одиночка поравнялся с окнами верхнего этажа и уже собирался заглянуть в ближайшее, когда услышал приглушенные голоса. В комнате кто-то был.
– Рано говорить об этом! – Голос Дела Гремена вызвал у Одиночки прилив ярости, но он заставил себя замереть и прислушаться. Собеседник Гремена говорил с мариозским акцентом.
