Себастьян подбросил в огонь еще угля и смотрел, как тот чернеет в пламени, постепенно накаляясь.
— Но зачем же вы собирались встретиться с Рэйчел Йорк, один на один, в Вестминстере, темным вечером?
— Этого я не могу тебе сказать.
Себастьян обернулся, упираясь коленом в решетку камина.
— Что?
Отец молча смотрел на него, и его яркие глаза тускнели под наплывом странных, смешанных чувств.
— Она вас шантажировала?
— Нет.
Себастьян отшвырнул ведерко для угля и встал.
— И чему еще я должен поверить?
Гендон провел рукой по лицу, беззвучно двигая челюстью взад-вперед. Так было всегда, когда он напряженно думал. А сейчас он явно решал, что открыть Себастьяну, а что придержать при себе.
— Она связалась со мной утром во вторник, — сказал он наконец. — У нее было нечто, что, по ее мнению, я согласился бы купить.
— Значит, она все же шантажировала вас.
— Нет. Я уже сказал тебе, что она собиралась кое-что мне продать. Нечто необходимое мне. Мы сошлись в цене, и она обещала встретиться со мной в приделе Богоматери в церкви Сент Мэтью.
— Но почему там?
— Она сказала, что там спокойно. В этом месте нас вряд ли увидят и потревожат.
В изножье массивной кровати стоял большой круглый стол с полированной инкрустированной столешницей, и Гендон уселся за него, подвинув один из стоявших вокруг стульев со спинкой в форме лиры.
— Этот въедливый тип, магистрат Лавджой, говорит, что церковь заперли в восемь вечера, но это не так. Когда я приехал туда, дверь северного трансепта была открыта, как она и говорила.
— Вы никого рядом не видели?
— Нет. — Сплетенные пальцы Гендона сжимались все сильнее, пока костяшки не побелели. — Ни души. Я думал, что мы одни. Она зажгла свечи на алтаре придела. Я видел, как пламя сливалось в одно теплое золотое сияние, пока шел к задней двери церкви. И тут я увидел ее.
Он провел тыльной стороной ладони по глазам, словно пытаясь стереть воспоминания той ночи.
— Это было ужасно. Она лежала там, умирая, на ступенях алтаря, с раскинутыми ногами… — Голос его упал до шепота. Себастьян почти ощущал, с каким усилием он выталкивает из себя слова. — Отпечатки его кровавых рук алели на ее бедрах. Столько крови, везде кровь…
Себастьян глянул через комнату на бледное, встревоженное лицо отца. Никто не назвал бы графа Гендона чувствительным человеком. Он был жестким, вспыльчивым, упрямым, он мог быть жестоким. Но он никогда не бывал на войне, не видел почерневших, распухших трупов детей среди сожженных руин домов. Никогда не видел, что артиллерия — или пара пьяных солдат — может сделать с нежным, гладким женским телом.
Себастьян заговорил спокойным, ровным голосом: — А это… то, что вы собирались купить. Оно было при ней?
Гендон сделал глубокий вдох, отчего его грудь поднялась, затем судорожно выдохнул сквозь сжатые губы и покачал головой.
— Я искал это. — Он прижал кулак к губам, и Себастьян подумал, чего же стоило его отцу подойти к окровавленному, оскверненному телу и систематически, безжалостно обыскать его. — Наверное, тогда я и выронил пистолет. Я надеялся, что оставил его в кармане плаща. Я ведь сбросил его, в смысле, плащ. Сунул в сточную канаву где-то на Грейт-Питер-стрит. На нем было слишком много крови, я никогда не смог бы это объяснить Коупленду. Я попытался отмыть сапоги, но мне все равно пришлось выдумывать какую-то байку о том, что я останавливался помочь жертве столкновения карет. — Взгляд его был туманным, словно он смотрел в прошлое. — Столько крови…
Себастьян подошел и встал по другую сторону стола, изучая лицо отца.
— Вы должны сказать мне, что вы собирались купить.
Гендон откинулся на спинку стула, стиснул челюсти.
— Я не могу.
Себастьян ударил ладонью по столу.
— За чем бы вы там ни отправлялись в церковь Сент Мэтью, именно из-за этого была убита Рэйчел Йорк. Как же я, черт побери, смогу найти убийцу, если вы даже не говорите мне, из-за чего ее убили?
— Ты ошибаешься. Мое дело к этой женщине никак не связано с убийством.
— Откуда вам знать?
— Я знаю.
Себастьян оперся на стол. Затем выпрямился.
— Черт вас побери. Неужели вы не понимаете, что поставлено на карту?
Гендон встал. Лицо его потемнело.
— Ты позабыл, кто мы такие. Кто я такой. Неужели ты серьезно думаешь, что я позволю своему сыну предстать перед судом по обвинению в убийстве, подобно обыкновенному бандиту?
Себастьян старался, чтобы его голос не дрожал.
— Вам не удастся все это уладить, отец. Эта женщина мертва!
— Эта жалкая шлюшка? — Гендон взмахнул рукой у него перед носом. — С ее смертью я разберусь. А вот что я хочу узнать, так это какого черта ты пырнул констебля и заставил полицию гоняться за тобой по всему Лондону?
— Этот человек поскользнулся и упал на другого констебля. У меня и ножа-то не было.
— Говорят другое.
— Врут.
Себастьян выдержал взгляд отца. Гендон испустил долгий вздох.
— Констебль еще не умер, но, насколько я слышал, это вопрос времени. Тебе придется покинуть страну, пока я все не улажу.
Себастьян улыбнулся.
— А Джарвис? Не говорите мне, что за теми ребятами, что так жаждали взять меня, не стоит чрезвычайно деятельный кузен короля.
Пo тому, как задвигалась челюсть отца, Себастьян понял, что попал в точку. Может, этих двоих и объединяла ненависть к Франции, республиканцам и католикам, но Гендон был слишком ярым сторонником закона и порядка, чтобы искать дружбы такого интригана макиавеллиевского толка, как Джарвис.
— Я разберусь с ним.
Себастьян поджал губы и ничего не ответил.
— Я все приготовил, — сказал Гендон, вставая из-за стола. — С капитаном корабля…
— Побег исключен.
Гендон рывком выдвинул маленький ящичек бюро по другую сторону кровати.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы на время налечь на дно.
Старый дом простирался вокруг, болезненно знакомый и внезапно ставший невероятно дорогим посреди ночных шорохов.
— Я не буду скрываться, — повторил Себастьян. — Я останусь здесь и найду убийцу этой женщины.
Гендон повернулся к нему, в глазах его промелькнула тень беспокойства. Он помедлил немного, затем протянул руку.
— Вот. По крайней мере, возьми это.
Себастьян посмотрел на банкноты в большой, широкопалой руке отца.
— Мне не нужны деньги.
