— Прошу прощения, — добавила она. — Не следовало бы обременять вас этим. Просто все случилось так неожиданно.
— Я ценю ваше доверие. Я взял на себя смелость просмотреть ваши записи и данные по сканированию Менискуса, поэтому я в курсе дела и знаю, чем вы занимались.
— О! — сказала Мэдди. Этого следовало ожидать Берни никогда не терял времени даром.
— Вот почему мне так трудно поверить, что вы собираетесь отделаться от Менискуса именно сейчас. Несомненно, это самый важный этап всей вашей карьеры, может статься, даже всей вашей жизни.
— Да-да, разумеется, это важно. Я работала над этим организмом очень упорно и с нетерпением жду возможности расшифровать все собранные данные, и затем надеюсь опубликовать действительно ценную работу. Но тут этот СЕ, понимаете, и…
— Эй, эй, минутку, милочка. Мы говорим сейчас об одних и тех же баранах? Как я понимаю, у вас есть организм, который стимулировал взрослого, Y-аутичного мужчину вырабатывать действующие астроциты, которые сейчас существуют независимо от центральной нервной системы. У вас есть подопытный, который, между нами говоря, давно уже должен был отправиться на тот свет, однако он все еще здесь, живехонек, играет себе в игру, и с моего места кажется, что он поднарастил мускулов, разговаривает и стал с ног до головы синим. А сейчас вы хотите, чтобы кто-нибудь понянчился с ним, пока вы будете разъезжать и дурью маяться, разыгрывая из себя Джейн с Тарзаном? Вы что, на хрен, совсем спятили?
Мэдди хотела выпрямиться и принять позу оскорбленной невинности, но сделать это оказалось нелегко, потому что диван Берни засосал ее седалище в бездонную впадину, и вместо того чтобы выпрямиться, она забуксовала прямо как кафкианский жук на спине, затем приняла нужное положение, отбросила упавшие на лицо пряди и с грохотом поставила уже опустевший стакан на подставку в форме датского дога.
— Я не разыгрываю из себя Джейн, Берни.
— Тогда почему вы хотите пренебречь исследованием, которое в следующем году поместит вас на обложку «Тайм»?
Мэдди уставилась на него.
— Может, хватит уже преувеличивать и делать из мухи слона? Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что у меня обязательства перед наукой, перед Менискусом и перед вами. Но я говорю только об отсутствии в течении пары недель, а состояние Менискуса стабильное.
— Стабильное? Пара недель? — Берни повысил голос, в нем послышался скрежет. — Вы выжили из ума?
— Я по крайней мере не живу с вороной по имени Швед.
— Попугай, он попугай. Ах, Мэдди, Мэдди. Возможноли, чтобы вы не понимали, что у вас здесь? Вы всегда так много пьете? Как вы могли не заметить это, когда оно смотрело вам прямо в лицо?
— Что смотрело мне в лицо?
— Менискус — посол. Он их посланник.
— Их? — Бог ты мой, как же далеко все зашло, раз в дело пошли конспиративные местоимения.
— Вирусов, глупышка.
Бог ты мой, все гораздо хуже, чем ей представлялось.
— Как нам известно, человечество эволюционирует одновременно с вирусами. Мы наивно полагаем себя их хозяевами, но с чего мы это взяли? С тем же успехом, взглянув на историю человеческого рода, можно утверждать, что это они наши господа.
А дальше последовала Грандиозная Экзегеза Вирусной Эволюции, открытая Берни Тактаровым. Мэдди потягивала виски и мысленно прикидывала предстоящий им путь по сельским дорогам Пенсильвании, поскольку план бегства с Каррерой требовал незамедлительной проработки.
— Поскольку секс обязан своим происхождением одной лишь эволюции, он возник в результате битвы против микроорганизмов-паразитов, пытавшихся поставить замки на нашу иммунную систему. На протяжении многих миллионов лет они были нашим незримым противником, и секс стал нашим оружием в шахматной игре за жизнь, что объясняет, почему почти все наши деяния могут быть сведены к сексу.
Теперь, Мэдди, возникает резонный вопрос. Если вирусы наши партнеры, наши собственные тени, а мы сумели развить в себе разум, тогда почему бы и вирусам не развить собственный разум? Или он у них уже есть, а мы просто не в состоянии постигнуть его? Поразмышляйте об этом. Эти самые вирусы, которые направляли наш половой отбор и, соответственно, наше общество, они-то, несомненно, знают, под каким соусом подавать драму. ВИЧ, который приравнял любовь к смерти так, как не удавалось ни одному влюбленному в мире, прямые атаки на специфические гены, начавшиеся после того как вирусы, с помощью своих человеческих агентов, научились приносить пользу и обрели для себя гостеприимный кров, когда стали оружием. Бубонной чумой они напали на нашу цивилизацию, но наша цивилизация, на удивление вирусоподобная в своих поселенческих стереотипах, в конечном счете вырвала страницу из их книги и одержала победу, так что теперь они нападают на нашу тождественность с неприкосновенными абстрактными мозговыми клетками, которые так упростили жизнь, что мы с каждым днем все слабее и слабее. Повсюду выросли всевозможные «Макдоналдсы» и «Диснеи», как разрушающие культуру вирусы, которые размножаются и сжирают идиотипическое разнообразие, делая нас предсказуемыми и податливыми. А мы беспечно лежим на печи и воображаем, что микроорганизмы тупы. Не говоря уже о том, что нынешний век избрал экономическую войну в виде эпидемий. И это даже не касаясь Y-чумы.
— Нальете мне еще выпить? Ладно, хотя бы подайте бутылку.
— Нынче вирусы получили возможность говорить на языке химии. Они знают, как общаться с вашими клетками, и умеют слушать. Для Менискуса они стали послами между разъединенными частями его личности. Они разрушают преграду между сознательным и непознанным подсознательным.
— Если судить по вашим словам, они нечто вроде героев мультфильмов, показываемых по субботам. Они не такие уж умные, Берни. Блин, да они же не более чем прокариоты.
[6]
— Им и не требуется быть умными, Мэдди, потому что достаточно того, что вы умны. Разве вы не понимаете? Типичный пример отрицательного пространства. Вы уже создали для них ниши. После того как вы ампутировали ставший ненужным пол, вы обрели свободу развиваться дальше и сражаться с вирусами на собственных условиях. Потому что, с точки зрения долгосрочной эволюции, именно благодаря сексу мы обладаем такими гигантскими мозгами, мощными электростанциями фантазии и логики, и мы уже обошли природу, думаю я, нет, простите, точнее будет сказать: думаете вы.
— Что ж, вы правы, именно так я и думаю. Если я стану считать иначе, мне прямая дорога в адепты «Христианской науки» или какую другую подобную секту, чтобы сподобиться права позволить моему ребенку умереть от кори.
— Да, мне ваш тип слишком хорошо знаком. Ваш воинственный дух — продукт веры в догмат, согласно которому сила сознания способна поразить эти несовершенные микроорганизмы, призрачного партнера по танцу, которого мы даже почувствовать не в силах. А теперь, с Менискусом и Моллом, вы совершаете свой великий набег на сочетание человеческих чувств с помощью абстрактной/неочувствленной высокотехнологичной науки, которая в настоящее время ведет свою битву против вирусов во имя женщины.
