Он прочистил горло и продолжал.
— Дальше. Каждое из «окошек» в этой комнате — бак с питательным раствором, куда помещают мозги мертвецов. Если добавить кое-какие присадки, можно заставить мозг вырастить себе новое тело. То есть возродить покойного владельца. На третий день после того, как нас тут заперли, искусственный разум возродил Фимбратхил и Лонат — вон тех, в изумрудных плащах. На четвертый день — Беллин, Мадер-Монад и Слетт… ты посмотри, что вытворяют! Вчера — всех остальных. А после этого позаботился о том, чтобы мы смогли общаться. Они согласились мне помочь. Сегодня мы начинаем действовать по плану.
Из этой залы ведут двенадцать коридоров — как спицы в колесе. Маленькое такое колесико, миля в поперечнике… Возрождение началось в северо-западном коридоре. Получив сигнал, они выбрались из своих маток, подошли осторожненько к ребятам, которых Тринор оставил следить за нами, когда пошел искать смерть, и вырезали всех. Потом мы шагнули в нужные световые столбики и — оп-ля! Нас выбросило наружу, в пустыню. Мы ждали Тринора и его друзей. Правда, к тому времени он уже был занят… кое-чем другим. Так что мы не дождались его и вернулись в туннель. Как раз вовремя… чтобы спасти тебя от тебя самого.
тегиус-Кромис натянуто улыбнулся.
— Хорошая работа, Гробец. И что теперь? Отправишь их обратно, спать дальше?
Карлик нахмурился.
— Кромис! У нас будет целая армия! Сейчас они занимаются тем, что полностью пробуждают эту машину. Мы построим новый Вирикониум — метвены и Рожденные заново, бок о бок…
Стены зала сияли и вспыхивали. Искусственный разум гудел. Запредельный холод растекался в голове тегиуса-Кромиса. Он посмотрел на свои руки.
— Гробец… Ты знаешь, что разрушишь Империю? Ты знаешь, что делаешь то же самое, что делала Кэнна Мойдарт?
Карлик вскочил.
— Что?!
— Они слишком красивы, дружище, слишком умудрены опытом. Если все пойдет в том же духе, никакой новой Империи не будет. Они поглотят нас, и после тысячелетнего молчания Послеполуденные культуры вернут себе господство на Земле. Ни о каких преступных намерениях и речи нет. На самом деле они сто раз скажут нам «спасибо» за то, что мы вернули их в мир. Но ты сам сказал: у них другое, чуждое нам представление о жизни. И не забывай, пустыня, где мы сейчас находимся — их рук дело.
Кромис пристально смотрел на прекрасные тела Рожденных заново, и невыносимая тоска, безжалостное ощущение собственной ущербности захлестнуло его. Он вглядывался в открытое лицо карлика, сидящего перед ним, но не находил отклика собственным чувствам. В нем было лишь только замешательство, а за ним — все тот же восторг.
— Гробец, я умываю руки.
Он шагнул к арке, из которой недавно вышел. Он низко опустил голову, чтобы не видеть этот странный танец… и не попасть в ловушку, не подпасть под очарование его жестокой красоты.
Метвет Ниан, Джейн, королева Вирикониума, преградила ему путь. Ее лиловые глаза смотрели прямо ему в сердце.
— Кромис, не надо. Я понимаю, гибель Грифа — страшный удар. Вы вините в этом себя, вам все рисуется в черном свете. Прошу вас…
— Госпожа, — перебил тегиус-Кромис. — Я погубил его. Меня тошнит от самого себя. Я устал постоянно оказываться не в том месте и не в то время. Я устал убивать и убивать, чтобы исправлять собственные ошибки. Гриф был мне другом. Даже Тринор когда-то был моим другом.
— Но с этим никто не спорит.
— Моя госпожа, мы считали северян варварами. Кем они и были… — он засмеялся. — А сегодня варвары мы. Посмотрите на них!
И когда она повернулась, чтобы полюбоваться танцем искусственного разума, празднующего десять тысяч лет смерти и возрождения, он убежал.
Он бежал на свет. Пробегая мимо тела своего друга, он снова заплакал. Подобрал меч. Он попытался разбить рукояткой кристаллическое окно. Коридор давил на него одним своим видом. За окнами плавали мертвые мозги. И тегиус-Кромис побежал дальше.
«Ты должен был это сделать», — шептал Биркин Гриф в Мягких закоулках его черепа.
— ОУРОБУНДОС! — захихикала безумная дверь, когда Кромис вывалился наружу, навстречу ветру пустыни. Плащ бился и хлестал его, похожего на ворону со сломанными крыльями. Шатаясь и спотыкаясь, он побрел к черной лодке. Собственное сознание дурачило его. Лицо было мокрым от пота и слез.
Он бросился на мостик. Зеленый свет омывал его, и мертвый северянин смотрел на него слепыми глазами, когда он запустил двигатели. Он не выбирал путь — путь сам выбрал его. Врубив ускорение до отказа, он устремился в пустое небо.
Таким образом, тегиус-Кромис, лорд-метвен, не стал свидетелем создания Сонма Рожденных заново. Он не видел, как они вооружались в недрах Малой Пустоши, и не участвовал в их походе. Он не видел их знамен.
Он не видел падения Квошмоста через месяц после печальной гибели Биркина Грифа, когда Гробец, Гигантский Карлик, повел поющих воинов Полдня навстречу огромной армии северян и одержал победу.
Его не было в Квошмосте, когда Волки в отчаянии сожгли город и погибли все до единого.
Он не видел Штурма Врат, когда Эльстат Фальтор во главе тысяч Рожденных заново перешел Монарские Горы в разгар зимы и обрушился на Пастельный Город с северо-востока.
Он не видел и геройской гибели Мунго Грязного Языка, капитана северян, который тщетно пытался прорвать блокаду Артистического квартала и сложил голову у бистро «Калифорниум».
Не было его и на Протонном Круге, когда Гробец, пробившись с другого конца города, встретил Эльстата Фальтора и пожал ему руку.
Он не присутствовал и при последнем сражении, когда был отбит Чертог Метвена, когда за час пало пятьсот человек, а Гробец получил свою знаменитую рану. Кромиса искали, но он так и не приехал.
Он не врывался во внутренние покои дворца, чтобы среди дрейфующих вуалей света, под тушей умирающего У-шина, Королевского зверя, обнаружить холодное тело красавицы Кэнны Мойдарт — она все-таки успела нанести последний удар своим ножом.
Ходят слухи, что Младшая королева оплакивала Старшую, свою кузину. Но Кромис этого тоже не видел.
Эпилог
Вечерело.
Метвет Ниан, королева Вирикониума, стояла среди дюн, которые тянулись, точно забытая страна, между землей и морем. Черные чайки, похожие на изодранные лоскуты, носились и дрались в небе над ее поникшей головой.
Высокая, гибкая, она была одета в платье из терракотового бархата. Она не красила кожу, не носила драгоценностей. Лишь десять одинаковых колец Нипа блестели на ее длинных пальцах. Волосы, напоминающие цветом осенние рябины Бальмакары, мягкими волнами ниспадали ниже плеч, словно втекая в складки ткани, скрывающие ее грудь.
Некоторое время она брела вдоль линии прилива, разглядывая то, что выбросило море. Ее внимание привлекал то гладкий камень, то прозрачная шипастая раковина. В одном месте она подобрала бутылку, цветом напоминающую панцирь стрекозы, в другом отбросила в сторону сук, выбеленный и причудливо обточенный водой. Она смотрела на черных чаек, но их крики угнетали ее.
