Нет, но это же надо, а!? Света, перепуганная до смерти ночными событиями, дверь тем не менее, закрыть за Филом забыла. Может, это он внизу возле парадной чересчур резко внушил подруге Тате насчет двери, что и на Свету хватило? Еще раз ее отвлечь на быт…
– Воды дай, пожалуйста, таблетку запить. Вот и я, видишь как быстро. И ты тоже – срочно-срочно и еще скорее!
– А, сейчас, бегу, Филечка! Сейчас… Или тебе молока?
– К поносу – молока? Ты уже ку-ку, да?
– Извини. На, запей. Но знаешь, если тебе вот так посреди ночи в окно застучат… Держи, кипяченая, только теплая.
– Пустяки, быстрее усвоится. Спасибо. О-о… Ты меня спасла. Теперь моя очередь тебя спасать… Что случилось-то?
– Под утро. А я, такая, смотрю… Мне сначала показалось, что птица. Потому что, когда я еще маленькой была, а мы тогда жили на Охте, но не на самой Охте, а чуть ближе к… Ой, кто это?
– Я это! Лихой и грозный! Что же вы двери не закрываете, мистеры хорошие? Ого, вот это тус прогудел! Вы дрались тут ночью, что ли??? Фил, вы по какому такому праву тут зажигаете без меня? Ну, и чего тут?…
– Чего, чего… Ничего. Я здесь сам как десять минут. Проходи прямо в обуви, Света разрешила. Помоги раму вправить. Ну-ка, толкнули! Тебе она тоже позвонила?
– Угу. Вся как зомби, заикалась, но хихикала. Сказала, что ты уже в дороге, но и меня зачем-то позвала. Очень боится, говорит… Свет, ты где?
– Чайник поставила и кофе мелю! Я здесь, на кухне.
– Не отвлекай ее, пусть хлопочет, это успокаивает. А ее кофемолочка, похоже, на авиационном двигателе. О как воет!
– Да я и не отвлекаю. Погоди, я подойду спрошу, а то не услышит… Свет, где твой благоверный инструменты хранит?
– Что!?…
– Молотки, гвозди, пассатижи, отвертки, отмычки…
– А! Сейчас… Вот ящик. Разберетесь?… А что вы хотите?
– Мало-мал отремонтируем возможное. Иди, иди, мели, вари, справимся.
– Ну, что скажешь? – Стекла хрустели под ногами, рама никак не хотела стать на место, но помочь ей заклинанием Филарет не решался, и Вил тоже.
– Что… Стекла убрать, новые вставить, рамы перекрасить, мусор подмести – и флэток будет как был. В сущности, не такой уж разор. Разве что посудного стекла набито много и тряпья рваного навалом. Похоже на колонию хиппи после нападения панков.
– Ну что ты мне дурака изображаешь? – Фил зацепил пальцем осколок стекла, торчащий в раме, зафыркал, оставил раму в покое и всем корпусом развернулся к Велимиру, держа кровоточащий палец на весу. Он даже рявкнул, но вполголоса, чтобы не привлечь Светиного внимания. – Ты мне Ваньку тут не строй. Есть соображения – скажи, сам-то я в растерянности. Смотри – никаких ведь следов, ни птичьих, ни человечьих. На взлом никак не похоже. Но не ментов же звать? Или все же вызвать? Как сам-то считаешь?
– Да, только их и не хватало нам для комфортного бытия. Зачем грязь облизываешь? Вот пластырь: на, заклей.
– Пустяки, уже все.
– Извини, что перебил, но… И почему мы их так боимся, ментов этих?
– Мы их не боимся, но они будут отвлекать и досаждать нам ненужными хлопотами. Повестки, перекрестные допросы со «слоником», очные ставки, объяснительные, телеги на работу. А тебя еще и в вытрезвитель упекут, несмотря на полное отсутствие выхлопа. За один только внешний вид. Оно нам надо? Дело за нас кто будет делать?
Велимир поджал узкие губы и укоризненно покачал головой:
– Совесть, видимо, у нас не чиста, если от родной милиции прячемся. А что ты на меня сразу буром? Мне, знаешь, тоже как-то странно. Стоило нам заняться этим делом – сразу же фигня в полный рост повалила: труп, цыгане, непонятный налет…
– Труп уже был до…
– А узнали после, когда согласились. Не знаю, я в непонятках. Надо вместе усиленно думать. Или отказаться от дела, а заодно и от бабок, что нам Игоряныч намерял.
– Отказаться – не вопрос, да посул уж больно велик, не каждый день такие морковки обещают нашему брату.
– Ха! Как раз обещают-то, может, и почаще, чем каждый день, а отвечать за базар – нет никого. Дай молоток, инвалид, мне отсюда удобнее шарахнуть.
– Слушай, Вил… Нет, Света! Не надо никуда нести, мы сами придем! Да, туда, на кухню придем, куда еще, не здесь же среди разора сидеть… Сейчас уже идем, вторую раму вставим. «За базар отвечает», «Ходит в непонятках», «ставит на бабки» всяческая мелкотравчатая срамота, или тупая шпонка четырнадцати лет, насосавшая из телевизора блатной романтики ублюдков, гопников и шнырей, а ты взрослый человек, зачем тебе эти скудоумные словеса? Это ведь «очень пошло», как любит наша Светлана Сергеевна повторять в твой адрес.
– Ну, а чо? Все так говорят.
– Нет, не все. Я подобного говна в своем словарном запасе не держу.
– А очень многие употребляют. И наш Игоряныч так говорит.
– Именно. Это по нему издалека видно. Так нет у тебя идей?
– Есть. – Вил вытянул шею и понизил голос. – Думаю, это связано и с нашим делом, и – только не смейся – со Светой. Да, да с ней.
Фил опять замер, грозно глянул из-под насупленных бровей… и задумчиво полез рукой за голову – тереть ухо, шею и затылок…
– Да, Света! Идем уже!… А я не смеюсь, Вил, я сам отчего-то сходным образом думаю. Пойдем, дерябнем по чашечке.
– Садитесь, мальчики, сюда и сюда. А я вот здесь, возле плиты, мне тут удобнее. – Света не успела присесть, как опять заметалась по крохотной кухне, касаясь то рукой, то бедром Фила, сидевшего спиной к плите. Велимиру оставалось только вздыхать завистливо. – Ой, только у меня и нет ничего к чаю… Вот трюфели и немножко печенья. Ну, что, как твоя диарея?
– Какая диа… А, понос? Все прошло, таблетка помогла. Даже и в сортир напоследок бежать не пришлось, Вил свидетель. И к чаю нам ничего не надобно, ибо мы пьем кофе.
– Точняк! Я за ним очень тщательно следил – в сторону толчка даже и не глянул. Впрочем, однажды я отвлекся, сколачивая раму, а он зачем-то выходил на балкон… Смотрю потом – палец облизывает! Всем нам приятного аппетита!
– Мальчики, это пошло! Фу! Немедленно перестаньте! Как вам не стыдно? Руки мыли?
– Мыли, мыли, сама же полотенце давала. Ладно, не будем развивать «пошлое», как ты выражаешься, направление, но эту тему чур ты первая завела.
– Тихо всем господам и дамам! Считаю заседание открытым, объявляю повестку дня и состав выступающих. Первое: кофе горячий и очень хороший. Второе: Вил, захлопни уста и не греми ложкой, и не перебивай хотя бы несколько секунд, а лучше – помолчи до вечера. Третье: Света, рассказывай, что тут было. Как умеешь, так и рассказывай, хоть с пятого на десятое. Мы примчались ни свет, ни заря, две рамы высажены, как носорог пробежал, ты (тьфу-тьфу) в полном порядке. Будет справедливо, если ты введешь нас в курс дела. Не волнуйся, ничего не бойся и просто расскажи все, что видела и запомнила. А я, и иногда… – и иногда! – Вил, мы с Вилом будем тебя спрашивать. Все все поняли? Отлично. Рассказывай, Света.
