– Не совсем понимаю смысл сей цветочной аллегории, но – стоп. Я сам попробую догадаться при случае, а ты подскажешь мне, если только я попрошу этого. Ок?
– Как прикажет сагиб.
– Значит, так… В целом новации утверждаю. Теперь по частностям. Пока сидишь в пробирке – можешь держать цветы, как вылез оттуда – изволь руки высвободить. Ферштейн?
– Да, сагиб.
– Во, так гораздо лучше, функциональнее. Почему Баролона низверг в самый низ таблицы ожидания? Я тебя спрашиваю!
– Он претендовал на большее. Но сагиб меня назначил главным.
– Все верно. Однако, Баролон – джинн прихожей и имеет право на своей территории на свою долю уважения. Переместить наверх.
– Сделано, сагиб! – Ха! Баролон желотоглаз, а я не замечал этого раньше.
– Нормально. Что, Брюша, дискриминируют тебя эти дылды?
– Нет, господин.
– Не обидно в самом низу?
– Нет, господин
– Никто не смеется над тобой?
– Нет, господин. – Странные ощущения испытываешь, когда шесть непарных глаз косятся на тебя со стены. И вообще…
– Так. Когда я к кому-то из вас обращаюсь, вы должны покинуть временное прибежище, в данном случае – таблицу ожидания – и предстать передо мною в положенном виде. Всем понятно?…
Оп, придурок жизни! Я даже вздрогнул от неожиданности, но рассмеялся: все семеро выпрыгнули из таблицы и плотной шеренгой выстроились в тесной прихожей, маленький Брюша у самых дверей, правофланговый, конечно, Бруталин. Сам виноват, поскольку задал общий вопрос, а перед этим повелел – вот они и выполнили повеление.
– Все по местам, кроме Бруталина и Баролона.
– Баролон, не сердись на Бруталина, понял?
– Да, господин.
– Позаботься о новых роликах, старые закончились. Поговори с Боливаром, поищите в сети по каталогам и сконструируй наилучший образец. Упор на скорость, но и маневренность чтобы не хуже, чем у прежних была. Понял?
– Да, господин.
– Ты славный малый. По правде сказать, все забываю, маневренность у старых была неважной. Подшеруди, усовершенствуй, насколько это возможно без привлечения внечеловеческого. Понял? Без этих волшебных штучек.
– Средствами, способами и материалами, на сегодняшний день доступными обычным людям этого мира?
– Толково сказано. Да. Погоди… Какого именно мира?
– В котором господин изволит проживать большую часть нынешнего времени.
– Да. – Я двинул пальцем, и Баролон послушно прыгнул на место. Да… Пожалуй… да, так удобнее, так мне больше нравится. Таблица ожидания! Надо же – выдумал!
– Брюша.
– Да, господин.
– Погоди… Баролон, и ключи восстанови, рюкзак и термос я сам куплю. Брюша, мою любимую обстановку: Море дождей…
– Сделано, господин. – Брюша, согласно приказу, подготовил мне лунный пейзаж, отворил с поклоном убогую дверцу в убогий сортир, и я взгромоздился на стульчак. И уже как бы на Луне – впечатление полное и адекватное! Я люблю это странное место – Луну. Холод и вакуум не терзают меня, ибо им не велено, единственный проводник звуков для моих ушей – это я сам, тело мое. Контрастность такая, что части моего тела, попавшие в тень, кажутся мне отсеченными – хоть пальцами шевели для проверки. Земля висит, всегда на одной высоте, и мне грустно смотреть на нее. Замирание под ложечкой гораздо сильнее, чем на Марсе. Но Марс не приглянулся мне, а Луна вот – по душе. Она честнее, как бы: нет атмосферы – так напрочь ее нет. Свет – светом, тень – так уж тень. А Марс… И не Луна он, и не Земля, Недолунок какой-то… Что сегодня выдумает мне Брюша?
Я набираю полную грудь воздуха (понятно, что не из лунных он полей, а просто… вдыхаю и все) и выдыхаю: прозрачнейшим кисейным призраком опадает он прямо от губ и вниз, на лунную почву… Луна не ведает облаков и клубов пыли, каждая соринка там, каждая песчинка – летят и падают порознь, даже сталкиваясь, не поддерживают друг друга в парении или полете.
И вдруг (но ожиданный «вдруг») краешек глаза засигналил мне: шевеление по левому борту! Как такое может быть?… Он движется, и не метеорит при этом… «Что за дурацкие бредни!» – захотелось мне крикнуть рассерженным голосом, и всыпать Брюше по первое число здесь же, на лунной поверхности, прямо перед унитазом. Но предмет упорно двигался мне навстречу в полной тишине, увеличивался в размерах, и я прозрел, узнал восьмиколесный экипаж: Луноход! Странно… Я так запомнил, что он в Море Ясности десантировался… Как же все-таки обманчивы на Луне расстояния и размеры: только что на самом горизонте показался и вот уже неподалеку и целый танк, а подъехал поближе – вовсе и не танк, разве что эльфийский. Эх, Луна, ты и теперь, небось, все та же, что и тридцать лет назад, не одряхлела, не сморщилась. Надо будет выбрать время да слетать, да найти останки бедного Луноходика… Думаю, ржавчина его еще не съела, мародеры на запчасти не растащили. Ай да Брюша, ай угодил! Не отвечай, просто знай, что я доволен. Теоретически, Брюша мог бы мне и первых астронавтов организовать, как они там по лунной поверхности скачут вокруг меня и флаг втыкают, однако мне неинтересно смотреть на человечество и его представителей, когда я дома отдыхаю, я их, людей, и так каждый день вижу слишком много и встречаю слишком часто.
Баромой также наготове: распахивает передо мной дверь в ванную, мыло, полотенце, вода, озон, крем – только мигни! Но, поскольку ни одного специального пожелания от меня не было, то и захожу я в простую ванную комнату, низенькую, тесную, набитую фаянсом и чугуном, умываюсь, утираюсь… И это правильно, ибо мне вдруг совсем не до термов стало, не до легкодоступных русалок. Казалось бы, утер мне нос дизайнер Бруталин, сумел поразить мое Ячество; мало того, и малышок Брюша от него не отстал, придумал мне развлечение-удивление – так это оказалось всего лишь прелюдией к большому удивлению, – без малого шоком именуемому! Дзинь… дзинь-дзиинь!…
Телефон! Мне звонит телефон, но не трубка, а простой «атээсный». Никто и никогда не сумеет ошибиться ко мне звонком, попасть пальцем по соседней цифре и в итоге услышать мое «алё, слушаю вас». Так уж я решил и запрет мой непреодолим для всех, больших и малых мира сего. Не дано и социологам, и агентам по недвижимости, и квартирным ворам, и скучающим подросткам просто взять – и дозвониться до меня неучтенным мною образом. Кто же тогда звонит??? Это не по работе, я знаю – верхним чутьем достоверно знаю, ибо сам запретил их разумам помнить обо мне в ближайшую неделю. Это и не Светка, и тем более не партнер, потому что мы знаем друг у друга номера трубок и после первого утра совместной работы условились звонить только с трубы на трубу, разве что в самом крайнем-распрекрайнем случае… Но на тот случай я бы точно «знал», что это звонит кто-то из них двоих. А я не знаю. Не знаю! – уж это чудо так чудо – я бы, кажется, меньше удивился, если бы сюда сейчас Арсений Игоревич верхом на Луноходе въехал. Возьмем же слуховое устройство аппарата телефонного и прижмем же его к уху, и да познаю я пределы и границы могущества своего и да не убоюсь разверзшейся за ними бездны!
