От молочного мяса ощутимо пованивало, но все остальное выглядело очень даже неплохо…
– У-у-у!.. Здорово! Это я беру, оба кувшина… Погоди, в этом-то – масло! Его нам не надобно! Церапки сюда, рыбку… нет, хорошая рыбка, ее берем, это от мяса смердит… Рыбу кладем в мешок, вяленое тоже туда же… а в этом черви, его я не буду брать.
– Отчего же, повелитель? Черви – они вполне съедобны. И уж куда вкуснее ОБОРОТНЯ, НАПРИМЕР!
Хвак оглянулся на шум в папоротниковых зарослях, но опоздал: подкравшийся на запах человечины оборотень уже мчался стремглав, не разбирая дороги, куда-то прочь, лишь бы подальше от зловещей ауры страшного демона Джоги.
– Чего там? Оборотень, говоришь? Белым днем? А… ловко ты его прогнал.
– Одряхлел, оглупел, вот и шарится, не разбирая дня и ночи… Ну и что, что черви, повелитель? Мяско-то молочное? А черви вообще живые! М-м-м-м… Словно ягодки налитые, да шевелятся!
– Нет, я же сказал. Ну-ка, Джога, погляди со тщанием, есть здесь еще вино?
– Нет, повелитель. Но вон там…
Хвак почувствовал неуверенность, смятение демона Джоги и встрепенулся, выронив мешок.
– Что вон там, где вон там? Чего опять дрожишь…
– Ну… там… где камень… у правого края…
– Какой еще камень? Это же булыга, он же круглый, где тут край… А! У алтаря?..
– Ну да… да… у… него. Я не виноват! Я обязан ему служить! У меня клятва верности!..
– Чего орешь-то? И что там у алтаря? Чего тут?
Хвак обошел каменный алтарь со всех четырех сторон, даже на корточки присел, хлопнул ладонью по правому краю и угодил ею точнехонько в птеровое дерьмо.
– А-а-а… Джога! Ты надо мною смеяться!..
– Нет, повелитель! Нет! Погоди!.. Там, под правым углом… алтаря… закопан горшочек, а в горшочке деньги, медь, серебро. Довольно много, если примерить их к твоему нынешнему общественному положению, под тридцать кругелей общею суммой. Я же не виноват, что ты опять дерьмом измазался!
– Кто – опять, я опять???..
– Ой-ёй-ёй-ёйййй! Больно, повелитель! Я больше не буду!
– Ты уже так обещал, что не будешь! Ишь, дескать, я опять! Я опять – а он, дескать, ни при чем!.. Где – прямо вот тут рыть? А глубоко ли?.. И чтобы так больше не подстраивал!
– Повелитель, я клянусь! Я не подстраивал!.. Где-то на пядь глубиною, не более. Вон там мотыга валяется… Да не здесь, а прямо за дверью, в хвощах. Ковырню ею – и обнаружишь. Но лучше просто повели – и я достану: сами из земли выпрыгнут? А, повелитель? Соскучился я по… деяниям!
Хвак словно бы потрогал внутри себя демоническую сущность и гнев его угас: не врет Джога, не подстраивал.
– Ничего, еще поскучаешь. Да где же сия моты… угу, нашел.
Все было именно так, как Джога подсказал: ударил Хвак мотыгою, раз, да другой – нащупался горшочек. Хвак ухватился пястью за широкое горлышко сосуда, пошатал его в слежавшейся глине, покрутил вправо, влево и вывернул горшок наружу. И тут же – хрясь его об алтарь! Но осторожно, чтобы ничего не просыпалось…
– Ой-ой, повелитель, ну зачем так…
– Чего так, чего ты там?
– Святотатство деешь.
– Гы-ы! – засмеялся Хвак. – И ты со мною! Вместе деем. Ого, сколько деньжищ! И, главное дело, почти все удобные: медяки, большие и малые. Однако, и полукругели есть… И тоже хорошо, пригодятся для важности! В мешок их, под спуд!.. А черепки пусть Ларро жрет, на, на, Ларро, хрусти, я не жадный! У-у-гыгыыы!..
Демон Джога заледенел и обмер, забившись в самый темный уголок неразумной Хваковой башки: казалось бы, все мыслимые и немыслимые бесчинства, подлости, забавы, жестокости, шутки и преступления перебрал Джога, развлекая богов сам, или по их наущению, но впервые за бессчетное число тысячелетий совершал он святотатство… Пусть и не по своей воле, не своими руками да губами творил он неслыханное, но… А Хвак-то все еще жив, и не боится! Надолго ли? Вон, бегут, все с оружием! Самый удобный миг складывается, дабы перескочить из поверженного Хвакова тела куда-нибудь помягче и попроще…
– Я тебе щас перескочу! Кто они, где они? А?
– Служки да жрецы, числом семеро, повелитель. Вооружены секирами и цепами. Даже мечами. Уже рядом. Подкрадываются.
Хвак струхнул и на миг притаился, в беспомощной надежде, что удастся тихо пересидеть, и что гроза пройдет стороной… А может просто повелеть Джоге, чтобы тот колдовством управился с этими жрецами? Нет. Нет и нет! И дело не в том, что Джога может с ними стакнуться, а его, Хвака предать, такого быть не может, ибо Хвак хорошо прощупал Джогову сущность: клятву тот преступить не способен, точно так же, как и убежать из живого тела не может… А просто… Не хочет Хвак, чтобы в его сущности кто-то другой главенствовал! Хвак нащупал мотыгу влажною ладонью, заорал как можно страшнее и выпрыгнул из храма наружу.
Но и жрецам было не привыкать к святотатцам: не каждый, конечно, день, да уж не реже трех раз в год вламывались в уединенный храм бродяги и разбойники, пьяные и сумасшедшие, по одиночке и ватагами… Чтобы разорить и обобрать! А чем еще существовать храмовому жрецу, как не подаяниями? Чем служек да иноков кормить, кроме как из того, что миряне на алтарь богам приносят? Боги не против, ибо за долгие века именно по их благоволению так сложилось: люди богам несут, боги жрецов одаривают, а те сами кормятся и необходимое мирское содержат, те же хранилища мудрости людской, в свитки заключенные… сиречь библиотеки… То же оружие, чтобы защищать добро и святыни… Проще было бы при самом храме жить – в старину так оно и бывало, до сих пор подземелья сохранились кое-где… А в столице, рассказывают, и поныне при храмах, вернее, под храмами жилые кельи существуют, и в них высшие жрецы обитают… Но то город, там тесно, это даже боги понимают, а в деревенском захолустье изволь, жрец и шаман, под горою жить, да на горе служить… Сегодня и вчера богу Ларро угодно побыть одному в святилище своем, без жрецов, даже приношения забирать нельзя, ибо дни сии от веку заведены… Да только влез преступник на холм, святыни попирает нагло и тут уж не до обычаев: боги куда сильнее гневаются, когда служители не способны уберечь от святотатцев храм и алтарь! Преступник, хвала милосердным богам, один и оружия при нем нет: такого зарубить труда не составит.
Однако, огромный толстяк с мотыгою в руке оказался на диво расторопным: только примерился главный воин-жрец смахнуть с высоких плеч орущий кочан, как сам упал замертво с размозженной головой. Убитый жрец повалился в одну сторону, Хвак скакнул в другую, а обломки от мотыги вообще разлетелись по кустам.
Конечно, этот храм был посвящен самому воинственному богу из всех, богу Ларро, и его жрецы по сути своей должны были уметь обращаться с оружием, хорошо им владеть, да только где их возьмешь в большом количестве, этих воинов-умельцев, когда на починку самого храма денег не хватает, когда жить приходится впроголодь, когда жрецы и служки вынуждены самолично охотиться, землю возделывать… Тут уж не до молитв, тут бы ноги не протянуть, а не то что охрану содержать… Обычно служители святости брали против случайных злоумышленников внезапностью и количеством, да вот сегодня оплошали… Единственный обладатель меча, отец Ковонча, повержен: этот толстый, вдобавок, выдернул прямо из рук неуклюжего служки-крестьянина молотильный цеп – вон, размахался, сейчас всех поубивает! Бежим!
