Зарубив жреца, его величество рассеянно, по старинной рыцарской привычке, махнул ритуальным одноручным мечом крест накрест, дабы смести кровь с клинка, с третьей попытки, не заботясь о красоте движений, вогнал меч в ножны на поясе и побрел вон из молельни. Он шел, а синева на его лице с каждым шагом - не то чтобы таяла, но претворялась в бледность, в какую-то мертвенную желтизну. Черные облака из предрассветных сумерек заглядывали в окна, словно пытаясь выпить из него остаток сил и мужества. Со всех сторон тянуло леденящими сквозняками. Но они не освежают, эти сквозняки, а только нагоняют ноющую боль во все измученное тело. Или чудятся они ему? Огоньки-то в настенных светильниках не трепещут. Император уже на половине пути стал терзать ногтями тогу над сердцем, пот на лбу сначала выступил крупными каплями, а теперь уже тек безостановочно... Гвардейский десятник Зали Ривач, стоявший в ту ночь в карауле, увидел, как пошатнулся император и, преодолев смертельный страх перед Его Величеством, прыгнул, успев подхватить на руки обмякающее тело... Теперь надобно кричать тревогу...
- Тихо... тихо... Зали, да?.. - Его Величество сипел, почти шепотом, но явно был в сознании.
Очумевший от внеуставности обстановки Зали Ривач молча покивал, душа и разум отказывались понимать происходящее, но и то сказать: на его месте растерялись бы и куда более сообразительные люди, а он - всего лишь простой вояка, звезд с неба никогда не хватавший...
- Зали... неси меня в кабинет... жрецов не надо... тревоги не надо... сына... сына зови... скорее...
Зали Ривач - глаза из орбит - перебирал ногами изо всех сил, семенил, стараясь не сотрясать Его Величество, но при этом поскорее добраться до кабинета. За ним клубилась, осторожно жужжа, выраставшая с каждым мгновением ночная свита: караульные, слуги, жрецы, люди канцлера, люди Когори Тумару... Заодно исполнилась одна из заветных мечт десятника Зали: подскочившему сотнику своего караула он отдал на бегу короткое до грубости повеление: принца в кабинет! И сотник исчез, ринувшись выполнять приказ от нижестоящего...
Домовой Пеля сначала истошно захохотал над увиденным, а потом вроде как призадумался и гнусаво, в четверть голоса, завыл...
- Где... Токи... где... скорее... Всех вон из кабинета... иначе на кол... ты останься.
Зали опять кивнул, силы и разум постепенно возвратились к десятнику, и он сумел добавить вслух:
- Слушаюсь, Ваше Величество!
Получилось тихо, но, в то же время, достаточно по-военному, внушительно.
Принц Токугари, по какой-то случайности, ночевавший в ту ночь во дворце, безмятежно спал под запах дождя, один на ложе, когда его без церемоний, дерзновенно прикасаясь к плечу, разбудили с тревожной вестью.
- Прочь, прочь все! Сам оденусь! Меч! Не этот - старый!
Принц мчался по анфиладам дворца с непокрытой головой, без камзола, в портках без пояса, в башмаках на босу ногу, ножны двуручного меча, небрежно и наспех брошенного за спину, мотались вместе с плохо застегнутой перевязью, били по плечам... нет, некогда останавливаться поправлять... Придворные... Откуда они все понабежали в столь ранний час, даже не рассвело еще как следует... Отец, отец... все хорошо, все будет хорошо... не впервой...
- Что он, Бенги? Лучше ему? Лекари где?
Канцлер, как обычно, с красными от недосыпу глазами, небритый (тоже долго не спал в эту ночь и толком заснуть не успел), помотал сизыми щеками туда-сюда:
- Плох. Никому не велено, - показал глазами на дверь, - вас ждет.
Принц вошел, не стучась. Зали Ривач шагнул, было, преграждая путь, с мечом в руках, но тут же согнулся в поклоне - узнал.
- Кто?
- Гвардии десятник Зали Ривач, 'крылатого' гвардейского полка! Согласно личному повелению Его Ве... - Не договорив, десятник опять нырнул навстречу нетерпеливому жесту и выскочил из кабинета.
Токугари на цыпочках подбежал к диванчику, сбросив на ходу перевязь с мечом, брякнулся на колени. Глаза его были сухи, сердце бесилось в груди... Вот оно... Как он этого ждал... И как не хотел, как боялся - боги свидетели!!!
- Отец... батюшка, это я, Токи.
- Ты?.. Кто - ты... А-а... Токи. Я так боялся... не успеть... Беда, Токи, большая беда. Наклонись... ближе... еще...
Никогда еще не слышал он от отца такого дрожащего, слабого голоса.
Принц прижался головой почти вплотную к голове отца, а тот сипел и кашлял, силясь что-то рассказать ему... Токугари понимал через слово, но и услышанного хватило ему, чтобы в сердце вошел ужас, кошмар, который неизмеримо сильнее изгнанного прежнего, бывшего в нем только что, преднаследного...
- Отец! Батюшка! Но... что-то, все-таки, можно сделать? Знаю про Морево. Ты же предпринял... Что?.. А я - что? Что я могу... Кто? Как его зовут?.. Как? Батюшка, я не слышу... Убью, найду и на пыль развею, но - кто? Ты только скажи! Имя, отец? Как?... Не разберу! Отец?.. Отец!!!
Токугари осекся и медленно поднял голову, обшаривая глазами кабинет. Пеля. Домовой завизжал от ужаса, поймав прямой взгляд принца, теперь уже императора, и попытался забиться поглубже в угол кабинета, насколько ему позволяла цепь.
- Скажи мне, Пеля, что ты слышал? Покажи мне, Пеля.
Домовой выл и визжал, видно было, что он старается изо всех сил выполнить приказ, задобрить нового повелителя, столь ему ненавистного ранее...
- И всё? Точно не слышал? Ладно. Ладно, я тебя потом казню... если успею.. а сейчас - без толку, той радости не будет. Что же мне теперь делать?
Токугари метнул взгляд на дверь: закрыта, охранные заклятья на месте. Они подождут, теперь все они подождут, хотя... недолго им всем... нам всем... Трепещущие пальцы глубоко вмялись в щеки, в дрожащие губы - Токугари осел прямо на паркетный пол и расплакался. Он сидел, ноги в калачик, раскачиваясь из сторону в сторону, как нижайший жрец из захолустного храма во время молитвы, и плакал без стеснения, то тихо, придушенно, то опять срывался на громкие рыдания. Теперь он один, вовеки один - и не с кем разделить эту чудовищную ношу, во сто крат более тяжелую, нежели та, что выпадает на долю обычного властителя. Вот так же, небось, и его отец плакал, когда унаследовал тяжесть сию от деда, а тот от прадеда... Но не было в их жизни конца света и конца времен. А у него - есть. Но чего у него нет - это лишнего мгновения, да, по родному отцу погоревать - и то нельзя. А матушка... О, боги! Ей-то как об этом сказать??? Как? Не канцлера же посылать...
Дверь, опутанная охранными заклятьями заскрипела, император Токугари немедленно, без перехода. окунулся в лютую ярость: КТО ПОСМЕЛ??? И тут же вскочил навстречу, рукавом размазывая слезы по щекам:
- Матушка!
- Умер?
- Да. Только что.
Но, оказалось, даже и в материнских объятьях не спрятаться от этой черной беспросветной тоски, именуемой горем среди смертных людей. Теперь некуда деваться, некем защититься - отныне ему самому следует утешать других, более слабых, служить им опорой и защитой... до конца времен.
