При мысли об интеграции Джаред ощутил острый укол одиночества. Как только был получен приказ о переводе, интеграция со 2-м взводом была тотчас же отключена. Постоянный фоновый шум мыслей и чувств боевых товарищей сменился гулкой пустотой. Если бы у Джареда не было возможности обращаться к хоть и скудному, но собственному опыту, он сошел бы с ума, лишившись возможности ощущать свой взвод. И все равно, весь первый день Джаред провел в глубокой депрессии. Это было сравнимо с ампутацией, кровавой и безжалостной, перенести которую позволяло лишь сознание, что все это временное.
Джаред с нарастающим чувством беспокойства осознавал, какая значительная часть его жизни прошла под диктовку, приказы, распоряжения и требования. Он поймал себя на том, насколько не готов сделать выбор, предложенный Кайненом. Первым его стремлением было сказать: "Да, я готов продолжать, я готов узнать больше о Чарльзе Бутэне, человеке, которым я должен был стать, и в какой-то степени превратиться в него". Однако Джаред не мог сказать, действительно ли сам хочет этого или просто готов выполнить то, что от него ждут другие. Вдруг его захлестнуло чувство обиды – не на Союз колоний и не на Специальные силы, а на Кайнена – за то, что тот поставил его перед необходимостью определиться и сделать выбор.
– А как бы поступили на моем месте вы? – наконец спросил он Кайнена.
– Я – это не ты, – только и ответил тот.
От Уилсона ждать помощи также было нечего. Оба занялись своей работой, оставив Джареда размышлять, глядя на три отображения сознания, каждое из которых в той или иной степени принадлежало ему.
– Я сделал выбор, – наконец сказал Джаред, когда прошло уже больше двух часов. – Я хочу продолжать.
– Ты можешь объяснить, почему ты так решил? – спросил Кайнен.
– Потому что я хочу лучше разобраться во всем этом.
Джаред указал на образ третьего сознания:
– Вы говорите, я меняюсь. Становлюсь другим. Я вам верю. Но себе я по-прежнему кажусь самим собой. И думаю, я останусь самим собой, что бы со мной ни произошло. И хочу в этом убедиться.
Он повернулся к Кайнену:
– Вы сказали, что солдаты Специальных сил являются рабами. И в этом вы правы. Тут я спорить не стану. Но нам также говорили, что из всех людей мы единственные, кто появился на свет ради какой-то цели. И наша цель – защищать человечество. Тогда у меня не было выбора, но сейчас я сам выбираю цель своей жизни. Я выбираю то, что вы мне предлагаете.
– Ты выбираешь быть рабом, – заметил Кайнен.
– Нет! – с жаром возразил Джаред. – Я перестал быть рабом, когда сделал этот выбор.
– Но ты выбираешь тот путь, который выбрали за тебя те, кто сделал тебя рабом, – настаивал Кайнен.
– Это мой выбор. Если Бутэн задумал навредить человечеству, я хочу его остановить.
– В этом случае ты можешь стать похожим на него, – вмешался Уилсон.
– Я должен был быть им, – ответил Джаред. – А быть просто похожим на него оставляет мне какую-то свободу.
– Значит, ты сделал свой выбор, – заключил Кайнен.
– Сделал, – подтвердил Джаред.
– Что ж, слава богу, – с видимым облегчением вздохнул Уилсон.
Кайнен также заметно расслабился. Джаред недоуменно посмотрел на них.
– Я ничего не понимаю… – начал было он, обращаясь к Кайнену.
– Нам было приказано вытащить из тебя максимально возможное от Чарльза Бутэна, – объяснил Кайнен. – Если бы ты сказал "нет" и мы отказались бы выполнять приказ, для меня, вероятно, это означало бы смертный приговор. Я военнопленный, Дирак. Ту крохотную толику свободы, которой я пользуюсь, мне дали исключительно потому, что от меня есть какая-то польза. Как только я перестану быть полезным, ССК перестанет снабжать меня лекарством, которое поддерживает мою жизнь. Или со мной расправятся каким-либо другим способом. Лейтенант Уилсон вряд ли будет расстрелян за отказ выполнить приказ, но, насколько я понимаю, тюрьмы ССК едва ли можно считать желанным местом отдыха.
– Ослушавшиеся приказа туда попадают, но оттуда больше никогда не выходят, – подтвердил Уилсон.
– Почему вы сразу не сказали об этом? – удивился Джаред.
– Потому что этим мы повлияли бы на твой свободный выбор, – назидательно произнес Уилсон.
– Мы решили между собой, что предоставим тебе возможность выбирать самому, а дальше будь что будет, – сказал Кайнен. – И, сделав свой выбор, мы хотели быть уверены, что и у тебя будет полная свобода делать свой.
– Так что спасибо за то, что ты решил идти до конца, – сказал Уилсон. – Дожидаясь, когда же ты на что-нибудь решишься, твою мать, я чуть в штаны не наложил.
– Прошу прощения, – виновато произнес Джаред.
– Забудь об этом, – остановил его Уилсон. – Ибо теперь тебе предстоит сделать еще один выбор.
– После долгих размышлений мы пришли к двум возможным вариантам, которые, на наш взгляд, смогут вызвать лавинообразное пробуждение воспоминаний из сознания Бутэна, – подхватил Кайнен. – В первом случае нужно будет использовать модификацию протокола переноса сознания, с помощью которого Бутэн был первоначально впихнут тебе в голову. Можно повторить этот протокол и наложить сознание Бутэна второй раз. Теперь, когда твой головной мозг повзрослел и развился, высока вероятность того, что оно зацепится прочнее – больше того, скорее всего, оно перенесется полностью. Однако тут возможны очень неприятные побочные эффекты.
– Например? – спросил Джаред.
– Например, новое сознание полностью сотрет твое собственное, – объяснил Уилсон.
– Вот как… – растерянно пробормотал Джаред.
– Сам понимаешь, чем это чревато, – заметил Кайнен.
– Мне что-то не хочется идти этим путем.
– И мы так подумали, – согласился Кайнен. – На этот случай у нас есть гораздо менее радикальный план Б.
– И в чем он заключается? – спросил Джаред.
– Мы совершим прогулку по твоей памяти, – сказал Уилсон. – Мармеладные орешки явились только началом.
9
Полковник Джеймс Роббинс посмотрел на Феникс, висящий над головой.
"Ну вот, я снова здесь", – подумал он.
Его смущение не укрылось от генерала Сцилларда.
– Полковник, вы ведь не слишком любите бывать в генеральской столовой, не так ли? – спросил он, отправляя в рот кусок бифштекса.
– Я ее терпеть не могу, – пробормотал Роббинс, не отдавая себе отчета в своих словах. Опомнившись, он поспешно добавил: – Прошу прощения, сэр.
– Не могу вас в этом винить, – усмехнулся Сциллард, расправляясь с бифштексом. – Вся эта хренотень с запретом питаться здесь всем, кроме генералов, архиглупа. Да, кстати, как ваша вода?
