– И все же, давайте вернемся к Саган, – снова заговорил Мэттсон. – Как вы думаете, когда вы сможете получить от нее ответ?
– Я собираюсь переговорить с ней сегодня же, – сказал Сциллард. – И я попрошу ее быть готовой отправиться в путь через неделю. Это даст ей время убрать за собой.
– Что вы имеете в виду? – подозрительно спросил Мэттсон.
– Ну, попрощаться с друзьями и сдать дела, – ответил Сциллард. – Плюс я собираюсь попросить ее еще кое о чем.
Джейн Саган всмотрелась в миниатюрную трехмерную цветную картинку.
– Что это?
– Перед тобой душа Джареда Дирака, – ответил Кайнен.
Саган удивленно обернулась:
– Помнится, ты как-то сказал, что у солдата Специальных сил нет души.
– То было другое время и другое место, – возразил Кайнен. – Да и я теперь уже не настолько глуп. Ну да ладно, пусть это будет сознание Дирака. Насколько мне известно, добытое одним из ваших солдат и записанное Чарльзом Бутэном. И, как я понял, твоя задача заключается в том, чтобы определить, что с ним делать.
Саган кивнула. Генерал Сциллард вызвал ее к себе и предложил уволить из армии ее и Джона Перри и сделать их опекунами Зои Бутэн при условии, что она будет молчать о конклаве и определится, как поступить с сознанием Джареда Дирака.
"Насчет конклава я все понимаю, – сказала Саган. – Но при чем тут Дирак?"
"Мне просто любопытно посмотреть, как ты поступишь", – уклончиво произнес Сциллард, отказываясь предоставить какие-либо объяснения.
– Ну, и что ты намереваешься с ним сделать? – спросил Кайнен.
– А ты как думаешь, что мне делать?
– Я-то прекрасно знаю, как ты должна поступить, – сказал Кайнен. – Но я – это не ты, и я не скажу, что я сделал бы на твоем месте, до тех пор, пока не услышу твое решение.
Саган повернулась к Гарри Уилсону, который с любопытством наблюдал за разговором.
– Гарри, а ты что скажешь?
– Извини, Джейн, – улыбнулся тот. – Я тоже предпочту сослаться на Пятую поправку*
[17]
. Решение должна принимать ты.
– Вы можете вернуть Дирака к жизни? – спросила Саган.
– Весьма вероятно, – подтвердил Кайнен. – Теперь нам известно о процессе переноса сознания гораздо больше, чем тогда. Возможно, нам удастся подготовить головной мозг лучше, чем когда мы готовили мозг Дирака под сознание Бутэна. Конечно, по-прежнему остается риск, что сознание не приживется, и тогда повторится то, что было с Дираком: будет развиваться другая личность, в которой со временем постепенно начнет проступать чужое сознание. Но, полагаю, сейчас риск этого существенно ниже, а вскоре процедура будет доведена до совершенства, и не останется даже и этого. Одним словом, если ты хотела знать мое мнение, мы можем вернуть Дирака к жизни.
– Но ведь Джаред этого не хотел, правда? – задумчиво промолвила Саган. – Он знал, что его сознание записано. Он мог бы попросить меня попытаться его спасти. Но не сделал этого.
– Да, не сделал, – согласился Кайнен.
– Джаред сделал выбор, – решительно произнесла Саган. – А в данном вопросе решение должен был принимать именно он. Кайнен, будь добр, сотри это сознание.
– Теперь ты понимаешь, почему я уверен, что у тебя есть душа, – сказал Кайнен. – Пожалуйста, прими мои извинения за то, что я когда-то сомневался в этом.
– Никаких извинений не требуется. Однако я их принимаю.
– Спасибо. А теперь, лейтенант Саган, я хочу попросить тебя об одном одолжении. Или, точнее, это не столько одолжение, сколько долг, который ты должна мне вернуть.
– О чем это ты? – недоуменно произнесла Саган.
Кайнен многозначительно посмотрел на Уилсона, и тот вдруг заметно занервничал.
– Друг мой, тебе необязательно это слышать, – сказал Кайнен.
– Нет уж, я останусь, – упрямо заявил Уилсон. – Но позволь мне повторить еще раз: ты безмозглый дурак, черт бы тебя побрал!
– Твое мнение услышано. И я ценю, что ты его высказал.
Уилсон обреченно скрестил руки на груди.
– Говори же, – сказала Саган.
– Лейтенант, я хочу умереть. На протяжении последних нескольких месяцев противоядие, которое вы мне даете, все с меньшим успехом облегчает мои страдания. С каждым днем боль усиливается.
– Мы можем увеличить дозу.
– Да, и, возможно, это даст какой-то эффект, – согласился Кайнен. – Однако меня мучает не только физическая боль. Я оторван от родины, от своего народа, от всего того, что приносило мне в жизни радость. Я ценю дружбу с Гарри Уилсоном и тобой – с тобой! подумать только! – но с каждым днем я ловлю себя на том, что моя истинная сущность, то, что есть во мне от рраей, съеживается и холодеет. Вскоре от нее ничего не останется, и я окажусь один, совсем один. Я вроде буду живым, но внутренне умру.
– Я поговорю с генералом Сциллардом о том, чтобы он тебя освободил, – сказала Саган.
– Вот и я предлагаю ему то же самое, – подхватил Уилсон.
– Вы оба прекрасно понимаете, что меня ни за что не освободят. Я слишком долго на вас работал; Мне слишком много известно. Но даже если меня и освободят, неужели вы полагаете, что рраейский народ радушно примет меня обратно? Нет, лейтенант, я оказался слишком далеко от родного дома и никогда не смогу вернуться.
– Я сожалею о том, Кайнен, что навлекла на тебя все это, – сказала Саган. – Если бы я могла что-либо изменить, я бы обязательно это сделала.
– Но зачем? – удивился Кайнен. – Лейтенант, ты избавила свой народ от войны. А я – лишь часть цены, которую за это пришлось заплатить.
– И все равно, я сожалею о том, что так получилось.
– В таком случае, отплати свой долг. Помоги мне умереть.
– Но как?
– Изучая культуру человечества, я узнал о харакири, – сказал Кайнен. – Ты знаешь, что это такое?
Саган покачала головой.
– Ритуальное самоубийство, которое практиковалось в древности у вашего японского народа. Одним из действующих лиц этого ритуала является "кай-сакунин", секундант – человек, который облегчает страдания того, кто совершает самоубийство, убивая его в мгновение наивысшей боли. Я мог бы выбрать смерть от заболевания, которым ты меня заразила, лейтенант Саган, – но, боюсь, в минуту самых тяжких мучений я взмолюсь о пощаде, как это произошло в прошлый раз, когда я опозорил себя и ступил на тропу, приведшую нас сюда. Секундант избавит меня от этого позора. Я прошу тебя быть моим секундантом, лейтенант Саган.
